Снегирев посмотрел на товарища так жалобно, что солдаты грохнули от смеха. Волобуев же, напуская важности, рассуждал:
—Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных законами и воинскими уставами. Воинская дисциплина обеспечивает постоянную высокую боеготовность и способствует достижению успеха в бою! Вот что такое, Снегирь, дисциплина, мать ее ...!
Снегирев был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть устремленных на него веселых взглядов и не слышать свежего молодого смеха, несущегося из разинутых
зубастых ртов, он даже согласен уже был пасть в бою, но только пасть сразу и навылет, чтобы не мучиться и не жалеть о куцей нерасцветшей жизни.
А Волобуев дышал ему в ухо:
— Боеготовность! Какая, например, у тебя теперь, Снегирь, боеготовность, если ты автомат АКМ жмешь, как маслобойку. А ведь модернизированный автомат Калашникова является индивидуальным оружием и предназначен для уничтожения живой силы противника —его надо нянчить и, например, держать нежно, как девушку...
И Волобуев под громовой хохот продемонстрировал, как следует держать автомат, изобразив руками нечто аргентинское, а физиономию скроив при этом такую умильную, что Снегирев, взглянув, от тоски едва не заплакал.
Автомобиль вдруг затормозил. Сидевшие у заднего борта с любопытством высунулись наружу.
—Чего там? А? Чего? —засуетился Волобуев и враскоряку пробился к заднему борту, забыв о Снегиреве.
— Лейтенант чего-то с ментами базарит, — лениво сказал кто-то.
— А живая сила противника? — деловито поинтересовался Волобуев.
— Противника? — повторил ленивый голос. — Вон тебе, Вол, противник — бабы какие-то...
— Бабы, — веско сказал младший сержант, — это Снегиреву противник...
Раздался смех. Снегирев опустил голову.
—Выходи из машины! —с остервенением гаркнул подошедший лейтенант. Он был мрачен и зол. “Нашли группу захвата! —думал он, презрительно-нежно разглядывая ухмыляющихся своих бойцов. —Девок за сиськи хватать —вот тут они мастера! Об чем наверху думают —хрен знает! Общевойсковики им должны бандитов ловить... Жопы с ушами, тьфу!”
Младший сержант Волобуев, молодцевато выпячивая грудь и тараща бессовестные глаза, вдруг осведомился:
—Товарищ лейтенант! Тут вот у Снегирева вопрос возник —по материальной части -просит объяснить, где у автомата дуло...
Взвод дружно откликнулся.
—Р-разговоры! —оборвал Волобуева лейтенант. Детство в жопе играет, сержант! —он нахмурился. —Значит так... Силкин и Попов! Силой двух отделений оцепить дом за номером восемнадцать... вон он, рядом... замаскироваться, используя естественные
складки местности... тут их полно... Инициативы не проявлять! Волобуев! Ты со мной! И чтобы без этих... твое отделение, значит, непосредственно... это... в контакт с бандитами... или кто там у них... Огня не открывать! И не мечтайте даже! Кто стрельнет —считай, до дембеля. В дерьме, значит, по самые брови!
Волобуев, преданно уставившись на командира, углом рта все же просипел в сторону Снегирева:
— Не бзди, юнга! Мы их голыми руками рвать будем! Пуля — дура, штык — молодец!
Назначенные в оцепление начали окружать дом, спотыкаясь на мерзлых кочках и размахивая для баланса автоматами. “Матрены!” —грустно заключил про себя лейтенант. Отделение он повел сам — туда, где несколько милиционеров убеждали толпу разойтись.
— Ты, Снегирев, это самое... — сказал вдруг негромко Волобуев. — Ты пупок не рви, понял? Если, значит, возникает угроза здоровью... и самой жизни... Используй, это... естественные складки местности и таись — понял? Героев тут и без тебя до хрена!
Снегирев взглянул изумленно, открыл бледный рот и, промолчав, так дальше и шел с открытым ртом. Ему опять хотелось заплакать. Волобуев зорко смотрел по сторонам, вычисляя опасность, но таковой не обнаруживалось.
Толпа, сосредоточившись на приближении вооруженных солдат, притихла. Вид потертых прикладов и вороненых магазинов наводил на мысль, что дело по-настоящему пахнет керосином. Пыжиков бросил говорить с народом и поспешил к армейскому лейтенанту, протягивая руку:
— Во, люди! Час битый прошу разойтись — не понимают!
Лейтенант руку пожал и сухо попросил доложить обстановку.
—Дело, с одной стороны, плевое! —радостно сообщил Пыжиков. —Злодеев тут —раз-два и обчелся. Я их и сам бы взял, —тут капитан заметил Снегирева, который слушал его, открыв юный рот, и отвел лейтенанта в сторонку. —Только, понимаешь... —он смущенно ухмыльнулся. — С другой стороны... дело — темное!
Лейтенант терпеливо слушал, сдвинув брови и сверля милиционера бесстрастным взглядом.
— В общем, будь бдителен, лейтенант! — небрежно сказал Пыжиков. — Задержание я сам произведу, а если нет... — он вдруг посмотрел на офицера ясным и страшными глазами. —Если будет плохо... Понял меня? Не думай, не гадай — бей! — он снова взглянул на лейтенанта взглядом, от которого становилось не по себе, и добавил загадочно. — Считай, что за спиной — Москва... С красными звездами!