Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

Как-то раз Густа вышла за ворота и видит: к лагерю подъехала машина с немецким офицером в зеленом френче. Только этого не хватало! Густа подошла к машине и как ни в чем не бывало осведомилась у гитлеровца, с невинным видом глядя на него большими глазами:

— Не знаете ли случайно, Красная Армия уже здесь?

— Was? — рявкнул офицер в зеленой форме, и лицо его тоже позеленело. Он дал газ, и был таков.

В штаб лагеря пришли четыре русские девушки, оставшиеся в лазарете.

— Выдайте нам четыре кулька соли.

— Соли? Зачем вам соль?

— Пойдем на разведку, поглядеть, где наши. А если встретим эсэсовцев, засыплем им глаза солью.

— Что ж, соли у нас хватит, сходите, желаем успеха.

Девушки вернулись счастливые, оживленные, глаза сияют.

— Видели наших!

Женщины построили триумфальную арку, разукрасили ее хвоей и красными лентами, сшили советский флаг, укрепили его на арке.

Лагерь ждал, радовался, сгорал от нетерпения. Ждал, ждал, ждал… Напряжение сменилось разочарованием, опасениями. Что же это такое, никто не идет…

И вдруг, как-то совсем незаметно, в лагере появился красноармеец на велосипеде. Подъехал он совсем не с той стороны, откуда ждали русских. Так часто бывает. Представляете себе, как бросились к нему узницы! Все советские воины, возвещавшие свободу заключенным концлагерей, подвергались опасности быть задушенными в объятиях. Красноармеец только повторял:

— Другие тоже придут. Нас много.

Наверно, у них будут раненые, решила Зденка и вместе с другими женщинами принялась за работу. Они продезинфицировали операционную, простерилизовали инструменты, приготовили палаты и койки со свежим бельем, мыли, стирали, терли, чистили и убирали, так что под конец все засверкало чистотой. Еще бы, для таких гостей.

Приехал советский командир, и ему устроили горячую встречу, показали лагерь, склады, привели в лазарет. Там все было в образцовом порядке. Зденка сияла.

— Товарищ командир, все готово для приема раненых. Операционная, перевязочный материал, койки, медикаменты.

Офицер, поклонившись, поблагодарил и улыбнулся:

— Мы очень тронуты вашим вниманием. Но у нас нет раненых.

Узницам было почти обидно, что им не удалось показать себя.

— Разрешите пригласить вас на чашку чая, товарищ командир.

— Спасибо, мы сыты и не хотим уменьшать ваши запасы.

— Тогда у нас к вам есть одна просьба, товарищ командир. Только вы уж не откажите, — вмешалась Ганка.

Она переглянулась со Зденкой, и обе произнесли в один голос:

— Посидите, пожалуйста, вон в том черном кресле.

Советский офицер сел.

В этом кресле сиживал начальник лагеря гитлеровец Синкрам, когда решал, кого из женщин отправить в газовую камеру. Отсюда он росчерком пера посылал людей на смерть. И вот сейчас здесь сидел не гитлеровский палач, а участливый человек с добрым лицом. Он расспрашивал узниц о том, что им пришлось вынести, о своих страданиях и заботах он и не вспомнил и просто, по-человечески беседовал с ними. Женщины глядели на него, наглядеться не могли, им все не верилось, что сбылась мечта, которой они тешились в тяжелые времена. Они еле сдерживали слезы.

— Разрешите задать вопрос, товарищ командир, — сказала Зденка. — Вы знали, что в Равенсбрюке находятся политические заключенные?

Советский офицер утвердительно кивнул.

— Да, мы знали.

— Ни одна бомба не была сброшена на наш лагерь. Это сознательно или счастливая случайность?

Командир улыбнулся, молча расстегнул планшетку, висевшую у него на поясе, вынул из нее карту и разложил на столе. Женщины увидели тщательно очерченные красные прямоугольники.

— Вот. У нас на карте был план лагеря.

Поговорив с женщинами, командир встал и пожал руку начальнику лагеря Здене.

— Я вижу, у вас тут все в образцовом порядке. Поддерживайте его и дальше, а дня через два мы пришлем сюда гарнизон. Только одно пожелание: не ходите больше в арестантской одежде. Вы же свободные граждане. На складах одежды хватит!

ВСЕ ПУТИ ВЕДУТ В УЛЫ

Когда-то, еще при Первой республике, юный Ондржей Урбан навсегда покинул Улы. Глубоко потрясенный унизительным увольнением с фабрики Казмара, он сидел в вагоне местного поезда, упрямо не открывая глаз, пока мерный ход поезда и свисток локомотива не возвестили ему, что Улы скрылись за поворотом, и клялся, что в жизни не увидит этого ненавистного места. Вот уж не снилось и не грезилось ему, что он вернется сюда, да еще на танке и с автоматом в руках. Но сейчас Ондржей не удивлялся этому. Из Бузулука он уже прошел далеко за Остраву, шел в пургу и в распутицу, шел в мороз и в жару, шагал по пескам, в пыли бесконечных равнин и перебирался через горы и реки. Он видел множество стран и людей, руин, пожаров и трупов, он был свидетелем страшной подлости, доброты, самоотверженности и скромного героизма, он избежал стольких опасностей и набрался такого опыта, что уже ничему не удивлялся. Самая буйная фантазия автора авантюрных романов не создаст такой невероятной обстановки, в какую попадали «люди на перепутье» в эти годы, на рубеже двух эпох.