И разве не более страшна и не так же удивительна история, которую я изложу в том виде, в каком я ее услышал? Был в Афинах дом, просторный и вместительный, но ославленный и зачумленный. В ночной тиши раздавался там звук железа, а если прислушаться внимательнее, то звон оков слышался сначала издали, а затем совсем близко; потом появлялся призрак — старик, худой, изможденный, с отпущенной бородой, с волосами дыбом; на ногах у него были колодки, на руках цепи, которыми он потрясал. Жильцы поэтому проводили в страхе, без сна, мрачные и ужасные ночи: бессонница влекла за собой болезни, страх рос, и приходила смерть, так как даже днем, хотя призрак и не появлялся, память о нем не покидала воображения, и ужас длился, хотя причина его исчезала. Дом поэтому был покинут, осужден на безлюдье и всецело предоставлен этому чудовищу; объявлялось, однако, о его сдаче на тот случай, если бы кто-нибудь, не зная о таком бедствии, пожелал его купить или нанять.
И вот прибывает в Афины философ Афинодор, читает объявление и, услыхав о цене, подозрительно низкой, начинает расспрашивать и обо всем узнает; тем не менее он даже с большой охотой нанимает дом.
Когда начало смеркаться, он приказывает постелить себе в передней части дома, требует таблички, стиль, светильник; всех своих отсылает во внутренние покои, сам пишет, всем существом своим сосредоточившись на писании, дабы праздный ум не создавал себе призраков и пустых страхов. Сначала, как это везде бывает, стоит ночная тишина; затем слышно, как сотрясается железо и двигаются оковы. Он не поднимает глаз, не выпускает из рук стиля, но укрепляется духом, затворяя тем самым свой слух. Шум чаще, ближе, слышен как будто уже на пороге, уже в помещении. Афинодор оглядывается, видит и узнает образ, о котором ему рассказывали. Привидение стояло и делало знак пальцем, как человек, который кого-то зовет. Афинодор махнул ему рукой, чтобы оно немного подождало, и вновь принялся за стиль и таблички. А привидение все звенело цепями над головой пишущего. Афинодор вновь оглядывается на подающего те же знаки, что и раньше, тут же, не медля больше, поднимает светильник и следует за привидением. Оно шло медленной поступью, словно отягченное оковами. Свернув во двор дома, оно внезапно исчезло, оставив своего спутника одного. Оказавшись один, он кладет на этом месте в качестве знака сорванные травы и листья, а на следующий день обращается к должностным лицам и уговаривает их распорядиться, чтобы место это разрыли. Находят кости, крепко обвитые цепями; они одни, голые и изъеденные, остались в оковах после тела, сгнившего от долговременного пребывания в земле, — их собрали и публично предали погребению. После совершенных как подобает похорон дом избавился от призрака».
Сам Плиний не сомневается в истинности всей этой истории и вдобавок приводит в письме еще одну, случившуюся с братом его вольноотпущенника и потому хорошо ему известную: мальчику приснилось, будто кто-то подходит к его постели и обрезает ему волосы с самой макушки. «Когда рассвело, оказалось, что макушка у него сбрита, а волосы лежат на земле».
И все же что-то мешало высокообразованному римлянину поверить во все это до конца. Он просит Лициния Суру, много занимавшегося изучением природных явлений: «Вооружись всей своей ученостью. Вопрос достоин того, чтобы ты долго и много разбирал его, да и я не недостоин того, чтобы ты поделился со мной своим знанием. Приводи, по своему обыкновению, доводы в пользу той и другой стороны, но в пользу какой-нибудь одной более сильные, дабы не оставлять меня в недоумении и колебаниях: я и обратился к тебе за советом, чтобы не находиться больше в сомнении» (Письма Плиния Младшего, VII, 27).
ПРОСТО ЧЕЛОВЕК
Познай самого себя.