Люди огня

— Да, Господи. Вы не похожи.

— Черт его дернул ляпнуть перед смертью, что он — Майтрейя!

Варфоломей развел руками. Мол, данность, что тут поделаешь?

— При чем здесь тело! — пожал плечами Эммануил.

— Ни при чем. Символика. Большой живот символизирует безграничность души.

— Вот и славно. Я не собираюсь заниматься обжорством — я собираюсь проявлять великодушие. Пусть проведут разъяснительную работу среди буддистов, особенно в монастырях. Эра упорядочения вселенной, эра мировой гармонии, процветания и благополучия — эра Будды Грядущего уже настала. Скажи: они живут в эпоху Счастливого Царства, когда многие и многие могут обрести спасение. Для этого надо лишь признать Майтрейю Майтрейей. Все остальные погибнут.

— Есть еще одно «но», — сказал Варфоломей. — Дело в том, что эпоха Будды Майтрейи должна наступить только через восемь миллионов восемьсот десять тысяч лет.

Эммануил рассмеялся.

— Угу! А Калки придет через четыреста с лишним тысяч лет, когда кончится Кали-юга! Всем этим расчетам — грош цена. Для христиан всегда было характерно слишком приближать Конец Света, зато буддисты и индуисты отодвигали его в неопределенное будущее. И те и другие не правы. Я — Калки и Майтрейя.

Варфоломей склонил голову.

— Кстати, те, кто верят в то, что я — Амитофу, пусть верят. Это меня вполне устраивает, не разуверяй, — добавил Эммануил.

— А относительно остального? У нас будет каноническая позиция?

— Относительно остального — нет! Потому что я — все. Пусть верят во что верят — никакое название для меня не оскорбительно.

— Тогда прости меня, Господи, но есть и те, кто почитает тебя самозванцем и темным духом…

— А этого мог бы и не говорить! Слишком очевидное заблуждение. Кстати, где они, кто так считает?

— Пока на свободе…

— Ты слышал, как оскорбляют Господа, и ничего не предпринял? — вдруг вмешался Марк. — Только повторяешь чужие оскорбления!

Мой друг явно нарывался на неприятности. Нет, я его прекрасно понимал: аудиенция назначена нам, а Господь не обращает на нас внимания и битый час слушает разглагольствования этого сноба, который только и умеет, что молоть языком.

— Марк, — медленно проговорил Эммануил, — если уж ты решил быть моим псом, то хотя бы слушайся хозяина. Помолчи!

— Нет, — возразил Варфоломей. — Я говорю то, что должно, а меня обвиняют в неверности. После такого обвинения любой уважающий себя самурай делает сэппуку.

— Я тебе покажу сэппуку! Мы не в Японии. И если ты когда-нибудь и сделаешь себе сэппуку, самурай хр… — в последний момент Эммануил сдержался, — то только по моему приказу!

— Честь — никому! — серьезно сказал Варфоломей.

— Ах так! — Эммануил впился взглядом в интегралообразного апостола.

Обстановку разрядил Марк.

— Ладно, я согласен на дуэль, — сказал он и сплюнул прямо на палубу.

Эммануил поморщился от такого бескультурья, однако заметил:

— Марк, ты тоже мне дорог.

Тот просиял.

— Господи, неужели ты думаешь, что для меня опасен этот книжный червь?

Эммануил хитро улыбнулся.

— Ладно, деритесь. Только на таких условиях: того, кто останется в живых, повешу. Не передумали?

— Он оскорблен — за ним выбор оружия, — мрачно бросил Марк.

Господь посмотрел на Варфоломея. Нехорошо посмотрел.

Наступила долгая пауза.

— На бамбуковых синаях, — наконец сказал Варфоломей.

Эммануил повернулся к нам и улыбнулся. Он был доволен.

Принесли выбранное оружие. Синаи оказались длинными бамбуковыми палками приблизительно в руку толщиной. У каждой палки имелась рукоять, как у меча. К тому же они были не вырезаны из одного бамбукового ствола, а составлены из нескольких слоев дерева, скрепленных веревками. Марк был, похоже, хорошо знаком с этим оружием и привычно взял его двумя руками, как катану.

— Марк, что это? — тихо спросил я.

— Тренировочные мечи, — презрительно бросил Марк. — Я на таких учился.

Варфоломей вышел вперед, взял свой «меч» двумя руками, одной за рукоять, другой — за ствол, и поклонился с истинно китайской вежливостью. Марк сделал шаг к нему навстречу и неуклюже последовал его примеру. И поединок начался.

Надо сказать, реальный поединок очень сильно отличается от того, что показывают в кино. Там только бьют друг друга по серединам мечей ради пущей красивости. Дзинь, дзинь, дзинь… Ну и какой толк? Зачем мастеру меча этот звон, от которого нет никакого ущерба противнику? Марк и Варфоломей сражались совсем не так. Слышались только топот ног да редкие удары… по Марку. Исключительно по Марку.

Первый пришелся ему по ногам. Я так и не понял, как это получилось. До этого дня мне казалось, что Марк очень красиво дерется, но сейчас он выглядел неуклюжим медведем, вокруг которого вьется змей, молниеносно свивая и развивая тысячи своих колец, или крадется дикий кот, в любой момент готовый схватить добычу. Марк подпрыгнул, дернулся, но сделать ничего не успел — он пропустил второй удар, тоже по ногам. Марк сжал губы. Моего крутейшего друга колошматили, как мальчишку. Он начал нервничать и получил третий удар. По ногам.

— Ну сколько ж можно! — воскликнул Марк.