Люди огня

— Ну конечно, Новый Завет читать приятнее — акварель, написанная розовыми и голубыми красками: звезда, поклонение, притчи, исцеления. Мелодрама о смерти и воскресении. А ты это почитай! Тьма и огонь. Слишком страшно? Но, может быть, это ближе к истине? Семьсот лет назад Христа изображали благословляющим одной рукой праведников, а другой рукой посылающим грешников в ад. А вдруг это правда? Что, если наши средневековые предки понимали гораздо больше нашего? Откуда мы взяли, что пришедший в славе будет так же кроток, как смиренный проповедник, погибший на кресте? Тот, кто приносит себя в жертву, и тот, кто царствует, должны вести себя по-разному. Вот еще: 4 Царств 2:15-23,24. «И пошёл он (Елисей) оттуда в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города и, насмехались над ним и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка». Теперь ты понимаешь, с кем мы имеем дело?

— С Богом? Или с дьяволом?

— Ты видишь разницу?

— Матвей, ты говоришь страшные вещи.

— Истина страшна. «Бог есть любовь!..» Любовь к кому? К убитым первенцам египтян, к детям, посмеявшимся над пророком? К кому еще? Альбигойцы считали дьяволом Бога Ветхого Завета.

— В колледже нас учили трактовать все это символически.

— А-а. Так давай символически трактовать деяния Эммануила. Стало быть, там, вдоль дороги, в символических бамбуковых клетках и символических бочках с негашеной известью умирали символические китайцы. Что же тебя так возмущает? Хочешь выпить?

Я сел рядом и взял стакан. Матвей плеснул туда рисовой водки.

— За что пить будем? — спросил я.

— За доброго проповедника, который возьмет нас всех за ручку и приведет на небеса. — Матвей поднял стакан и посмотрел сквозь него на пламя свечи.

Выпили.

— Знаешь, это наш грех, — сказал Матвей. — Наше грехопадение. После того как на Эммануила было совершено первое покушение, нас изгнали из рая.

— Покушались не мы, а «Союз Связующих».

— Ну и что? Он всегда наказывал одних за грехи других. Круговая порука. Баоцзя, как здесь, в Китае. Каждый отвечает за кого-нибудь другого. Помнишь Вторую книгу Царств, которую я цитировал? Моровая язва была послана за то, что Давид устроил перепись населения. Так сказать, в доказательство тщетности человеческих знаний. А книга Есфири? Помнишь, по какому поводу празднуют Пурим? За то, что Аман хотел погубить иудеев, в Сузах было вырезано несколько сотен человек, а десять сыновей Амана — повешены на дереве. Вот так! Всеблагого и всемогущего Бога придумали греческие философы. В Библии не было ничего подобного.

— Ну, избранному народу многое позволялось. Теперь это ушло в прошлое.

— В прошлое, говоришь? Нет! Просто изменился критерий выбора. Теперь не по крови, не по языку и не по крещению. Теперь иной признак. Вот он! — и Матвей вытянул вперед сжатую в кулак руку со знаком на тыльной стороне ладони. — Теперь мы — избранный народ!

У входа в палатку послышалась какая-то возня.

— Кто там? — крикнул я.

— Адъютант Господа Эммануила. Господь ждет вас на пиру!

— Ну что, пойдем? — задорно спросил Матвей и усмехнулся.

В центре военного лагеря горел огромный костер, точнее, полоса огня шириной метра в три и длиной в несколько десятков метров. Вокруг костра на толстых брёвнах, покрытых парусиной, уже расселись офицеры Господа и его приближенные. Для солдат тоже было устроено угощение, но у других костров, поменьше.

Господь сидел в центре, у полосы огня. Рядом с ним расположились Мария (по одну сторону), Хун-сянь (по другую), Иоанн, Филипп, Марк, Варфоломей и прочие.

Ми с Матвеем подошли и поклонились ему.

— Очень рад вас видеть. Матвей, садись сюда, — и он указал на место рядом с Варфоломеем. — Пьетрос, по другую сторону костра, рядом с Вэй Ши.

Я посмотрел сквозь пламя костра. Там, прямо напротив нас, действительно сидел предводитель юйвейбинов.

— Да, Господи, — сказал я.

Марк печально посмотрел на меня. Да, это не предвещало ничего хорошего. Меня, единственного из апостолов, отсылали на ту сторону, к китайцам.

Я долго обходил вокруг огненной полосы, так что когда я сел рядом с Вэй Ши, Эммануил уже открывал празднество. После обычных обрядовых фраз о доблести нашего войска и преданных Господу последовало обычное веселье, и я уже было расслабился, как и весьма напряженный Вэй Ши. Но вот в руках у Эммануила появилась большая изумрудная чаша, казалось, вырезанная из целого камня. Он поднял ее высоко над головой так, чтобы было видно всем.

— Эта чаша была изумрудом в короне Люцифера в те времена, когда его еще величали «Несущим Свет» и ангелом утренней звезды. И Будда впервые погрузился в нирвану, сосредоточив свое сознание на восходящей утренней звезде. Только тогда наступило просветление. Теперь эта чаша у меня. Изумруд упал на землю во время войны в небесах, и теперь в этой чаше вино вечной жизни, которое никогда не кончается. Я приглашаю вас отведать его вместе со мной.