Люди пепла

— По-моему мы уже начинаем грызться… — рассеянно заметила Миллиндра.

— Ты прочитала судовой журнал? — спросил Трой.

Та покачала головой:

— Его долго вели, там много записей, целого дня не хватит все прочитать. Первые вообще пропустила, в конце смотрю, самое главное там.

— Посмотри прямо сейчас, а мы сходим на камбуз за едой. Надеюсь, никто не откажется от солонины и сухарей?

— Видал и получше угощения, но не откажусь, — ответил Драмиррес.

— Вот и решено. Пожуем немного, помянем парней и послушаем Миллиндру. Пора узнать, что же тут произошло, и что нас ждет дальше. Так что не отвлекайся на начало и середину, читай последнее, там и правда должно быть самое важное.

Глава 5 Затянувшийся рейс

Солонина оказалась так себе. А сухари почти все развалились, мешок был набит трухой и жалкими огрызками крепких корок. Запивали все это противной на вкус водой, такую с трудом проглотить можно, в нее будто мыло добавили. При такой еде не до застольных разговоров, так что все помалкивали, поглядывая на Миллиндру. Но та, слегка поклевав, не спешила удовлетворять всеобщее любопытство. Отнекивалась и просила дать ей немного времени. Дескать, записи в журнале запутанные, почерк скверный, местами очень трудно его разобрать.

Трой, пользуясь случаем, спросил:

— Пока Миллидра занята журналом, может просветите меня немного? А то ведь я многое позабыл.

— С радостью, дружище, — ответил Драмиррес. — Ты только спроси, что тебе интереснее всего.

— Хорошо, пусть мы преступники. Но почему нас перевозят так странно — в ящиках. И почему мы в них не задохнулись, ведь там почти нет воздуха.

— Прежде чем заколотить крышку нам дают алхимическую гадость от которой тело как бы замораживается. Это выгодно, так можно перевозить кучу народа и при этом груз не надо ни кормить, ни поить. Набил полный трюм и отправляй куда надо.

— У вас что, всех пассажиров так перевозят?! — поразился Трой.

— Вряд ли. Разве что самых нищих и таких как мы. Кому какое дело до преступников? А то, что долгая заморозка может убить, тоже никого не волнует. Рассчитывают рейсы покороче, без лишнего риска, а там как получится. С нами, как видишь, не получилось.

— Почти все люди в ящиках или мертвы, или взбесились. Что произошло?

Драмиррес пожал плечами:

— Я уже всю голову поломал, но так и не понял. Может Миллиндра расскажет. Получается, что нас почему-то слишком долго держали замороженными. Пропустили отведенный срок, а так делать нельзя, очень опасно, можешь не разморозиться.

— Из-за этого они так взбесились? Почему мы нормальные, а они такие?

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Ну так я не знаю ничего.

— Давай вернемся к самому началу.

— Давай.

— Памяти у тебя нет, но все что не относится к тебе, ты помнишь. Или почти все. Все верно?

— Да.

— Это хорошо, потому что некоторых стирают так, что они не могут даже штаны расстегнуть без посторонней помощи. Мы осуждены церковными судами, нас специально отобрали из толпы преступников. Тебе что-нибудь говорит слово «рашмеры»?

— Совершенно ничего.

— Странно, ведь о них почти все знают. Ты должен был его слышать.

— У меня, понимаешь, с памятью не все в порядке…

— Но это знание не относится к тебе напрямую. Ты же знаешь многое о кораблях, так что должен был сохранить память и об этом.

— Но не сохранил.

— Ладно, понял. Тогда придется говорить много.

— Сколько надо, столько и буду слушать.

— Храннек, сбегай посмотри остальные двери, вдруг кто-то начал ломиться.

— Я тоже хочу послушать!

— Так ты быстро сбегай и много не пропустишь. Давай-давай, не медли.

— Так что там насчет рашмеров? — спросил Трой.

— Все мы выбраны в рашмеры. Ты, я, все шестьсот два пассажира в трюме. Нас выбирают из осужденных, по своей воле на такое мало кто рискнет пойти. И только церковники могут это делать, на них почти все суды завязаны. У них почти по всему миру монополия на отбор кандидатов из осужденных. Они отбирают тех кому больше четырнадцати и меньше двадцати. Осматривают их, отбраковывают негодных. Но всех отбраковать не получается, всегда затесываются те, кто не могут стать рашмерами. Тем, кто прошел отбор, в кровь вливают пепельный яд.

— Пепельный яд?

— Ты и про пепел юга не знаешь?

— Нет.

— Ну ты даешь, об этом все знают.

— Кроме меня.

— Ребята, и как же ему тогда хоть что-то объяснить? До вечера придется языком молотить, а я в этом деле не мастак.

— Я бы такое послушал, — сказал Айлеф. — Я про пепел и южные страсти люблю слушать. В детстве мне много сказок про это рассказывали.

— И я бы послушал, — присоединился Бвонг. — Все равно делать нечего, чем я хуже сенного вора, я тоже такие сказки слышал. Давай уже, рассказывай, не ломайся.

— Ладно, — сдался Драмиррес. — Но Трой, это длинная история, если где-то что-то знаешь, сразу говори, буду ее сокращать.

— Хорошо.

И Драмиррес начал рассказывать. Начал он не с чего-нибудь, а с древнейшей истории мира. Одно это доказывало, что говорить придется долго. И что память Троя, по видимому, повреждена куда серьезнее чем считалось, раз он забыл то, что в той или иной мере знакомо каждому.