— А за то, — с явным удовольствием откликнулся возила, — жрал чего-то в неустановленном месте. Все как все, в установленном, а ему неустановленное подавай. Привыкли себе, понимаешь, отдельный рай иметь, не для всех, а если их нормально подправить, к общему знаменателю подвести, то это им, видишь ли, не нравится, это уже как у всех простых получится, у обычных. Вот и посиди да подумай теперь, кто есть сам ты, зараза нерусская, а кто обычный, как я и другие! — он слегка оттянул вниз водительское окно и сцедил в свистящий воздух порцию слюны. — И не в первый раз, кстати, наказан ваш-то. В тот раз, помню, тоже шизо тянул, когда рукавицу то ли задом наперёд сострочил, то ли шиворот-навыворот-наизнанку, специально причём, из несогласия ко всей нашей жизни. А его ведь этому делу специально обучали, он же, когда прибыл, поначалу-то учеником швеи-мотористки начинал, так что всё это у них от ихнего же дьявола иудейского, а не от случайной ошибки. Так ему и передайте, когда в другой раз снова тут очутитесь.
— А почему же вы раньше не сказали? — едва сдерживая себя, отозвался с заднего сиденья Герман. — Вы же полагали, мы именно его едем навещать?
— А не моё дело, кто к кому навещать доставляется, — равнодушно ответил тот, — и потом, вы б сказали, разворачивай, и обратно бы часть денег стребовали. А мне детей кормить, между прочим, это вам не жижу со скважины качать за просто так, а после в жаркие страны за три цены переправлять. А у меня вон на один только бензин и запчасти не меньше половины ваших рублей уйдёт. И жена больная.
На этом диалог завершился, стороны умолкли, сделав одновременный вывод о бесполезности любой дальнейшей дискуссии.
Он высадил их у колонии ИК-10 незадолго до восьми утра. Не дождавшись никакого предложения, чихнул синеватым выхлопом, развернулся, дал в воздух прощальный сигнал, ещё раз подчеркнув тем самым ненависть к местному сидельцу, и вдарил по газам.
Веневцевы проводили его взглядом, после чего зашли в проходную и спросили у прапорщика охраны:
— Простите, кто тут у вас начальник колонии?
— Подполковник Елистратов у нас начальник, — по-военному ответил боец и окинул обоих оценивающим взглядом, — только Лиахимом нашим занимается не он, а персонально майор Еделев, Иван Харитоныч. А подполковник в отпуске сейчас, Еделев его как раз замещает.
— Кум? — со знанием дела вставил Герман, припоминая надземные уроки братьев.
Тот недоверчиво глянул на Геру, но затеваться не решился, не будучи наверняка уверен, кто перед ним нарисовался.
— Не кум, а зам по оперативной части. А вам чего, к нему? Он вроде бы после дежурства, сейчас уедет уже, с концами, отдыхать после суток.
— Пожалуйста, пусть кто-нибудь проведёт нас к куму… — вежливо попросила Лена и тут же смущённо поправилась: — Я хотела сказать, к Ивану Харитоновичу. У нас дело чрезвычайной важности, но это не относительно Лиахима Сиробовича, мы к нему совершенно по другому вопросу.
— Ясное дело, — пожал плечами прапор, — кто ж вам Родорховича из шизы-то вытащит? Ему там ещё, кажись, трое суток отбывать. А как доложить-то?
— Скажите, прибыли благотворители из ООО «Шиншилла», из Москвы, по важному делу, — пояснил Герман Григорьевич.
— Нет, не так, — поправила его жена, — скажите, по важному поручению личного характера, так будет точней.
— И справедливей, — уточнил муж, — вы же тут, как мы успели понять, любите справедливость, верно?
Охранник не ответил, не придав значения стилевым изыскам, он просто сделал три шага в сторону, нажал пару кнопок на пульте и чего-то буркнул в микрофон. Ему ответили. После этого нагнулся к окошку и сообщил:
— Ждите. Сейчас сам будет, майор. Он уже покидает, с ночи. Тут его и перехватите, если что, так он распорядился.
Еделев появился минут через пятнадцать. Он неприветливо окинул взглядом Веневцевых и пасмурным голосом спросил:
— Ко мне? — и, демонстративно поглядев на часы, сам же ответил, не дожидаясь каких-либо слов: — Даже не просите, уважаемые, я вам его из штрафного изолятора не выну, мне закон не позволяет. Прежде чем летать, надо было хотя бы поинтересоваться, в каком состоянии пребывает осужденый. А то приедут, навалятся, да с камерами своими, с микрофонами, и сразу в рот, в рот, в глаза!
— Простите, Иван Харитонович, — мягко улыбнулась куму Елена Веневцева, — мы никакого отношения к Лиахиму Сиробовичу Родорховичу не имеем, мы к вам прибыли совершенно по другому вопросу.
— Дело касается культурных связей, и всего-то, — недоумённо разведя руками, включился в обработку гуиновского работника Герман, — нам бы поговорить, дело-то интересное, и даже, я бы сказал, очень. И в первую очередь лично для вас и вашего подразделения. — И тоже, не хуже супруги, хорошо и вежливо улыбнулся.
— М-да? — Еделев переменился в лице и на секунду задрал глаза в потолок, прикидывая возможные варианты. Однако Елена уже брала инициативу в свои руки.