Люди переменились

В обширном подвале, с одним-единственным оконцем под низким потолком, было полно арестованных. Стоян Влаев примостился у стены. Из конца в конец прохаживался по подвалу один из агентов. Время от времени, спотыкаясь о ноги лежащих вповалку на полу людей, он раздраженно пинал их и плевался.

Раздумывая о причине своего ареста, Стоян решил, что ничего серьезного нет. «Чтоб полицейские не скучали», — усмехнулся он. Не будучи новичком, Стоян не испытывал любопытства к окружающим его людям. Прилег, подложив ладонь под голову, пытаясь забыться, подремать. Но мысль, что его задержали напрасно, оторвав от работы, не давала ему покоя. Агент наступил ему на ногу. Стоян вскинулся и громко крикнул:

— Гляди, куда ступаешь!

Агент сплюнул и прорычал:

— Помалкивай!

Стоян снова прилег, поджал ноги, угрюмо глядя на широкую спину отошедшего агента.

*

В этот вечер в доме Караколювцев лампа горела допоздна. Женщины хлопотали в кухне, готовясь к завтрашнему базарному дню.

— Не удалось масло, не стало желтым, — досадовала Вагрила.

— Да чего там, никто придираться не станет.

— Ну да, люди за свои деньги хотят чтобы оно и свежим, и приглядным было, — сказала Вагрила, выдавливая деревянной ложкой узоры на бруске масла. Кроме масла, приготовили десяток яиц, несколько килограммов фасоли, немного чернослива и сушеных груш. Что за это выручишь, не стоило бы, право, в город тащиться. Вагрила подняла торбу.

— Вроде бы и ничего нет, а тяжелая.

— Ступай, ложись, а то утром тебе рано вставать, — сказала свекровь.

Вагрила только немного вздремнула и поднялась с первыми петухами. Над дворами еще висела ночь. Свет в окошке был у одних Биязовых. Встал и дед Габю. Покашлял и вышел в кухню, к женщинам. Как-то робко поглядывая на них, он переминался с ноги на ногу, мял в руках облезлую овчинную папаху, надеясь, что они сами поймут, что ему нужно. Но они не догадались. Только жена его сказала:

— Одень шапку, Габю, голову застудишь.

— Свою-то укутала, ну и не беспокойся, — пробормотал он и вернулся в комнату, хлопнув дверью. — Тьфу, не даст слова вымолвить.

На Дмитриев день ходил он смотреть на игрище, встретился там со старыми друзьями, сверстниками, и стыдно ему стало за свою папаху. Купил он ее два года тому назад. Не мало времени. Кто в ту пору родился, ходит уже. Правда, был он летом в городе, но тогда ему не до папахи было, кровью харкал. Осматривал его врач, расспрашивал что он ест, пьет, слушал в трубочку, слушал, да и велел распроститься с ракией. Полежал в больнице дед Габю пару дней, и тот же самый врач обнаружил, отчего он кровью харкает. Оказалось, что пиявка у него в горле засела. С водой ее сглотнул. Вынули ее. Дед Габю так обрадовался, что будет теперь о чем порассказать в селе, что позабыл купить новую папаху.

Не хотелось ему просить об услуге. Да так вышло, что через неделю будет сходка во Враниловцах. Увидят его люди и скажут: совсем обнищал Караколювец! Подумав об этом, старик снова пошел на кухню.

Вагрила уже перекинула лямку торбы через плечо. Дед Габю потупился виновно и попросил:

— Вот что, сношенька… купи мне в городе папаху. Скажешь продавцу — для деда Габю из Сербеглия. Он меня знает, я завсегда у него покупаю. Он сам и выберет. Но ты гляди, чтобы он не подсунул тебе крашеную.

— Ладно.

Вагрила поправила лямку и вышла. Во мраке поскрипывали тележные колеса, раздавались голоса людей. Дорога словно ожила.

Шум растекался над селом и замирал среди спящих еще полей.

В холодном небе перемигивались тысячи звезд.

Вагрила остановилась у калитки двора Биязовых. Накануне Трифон обещал отвезти ее в город.

— Запряг уже! — услышала она голос Бияза и вошла во двор.

Тотка с узелком в руках, а за ней и мать, подошли к телеге, стоящей под навесом, где горел фонарь. Старая Биязиха всхлипывала. Вагрила поглядела на ее желтое скорбное лицо, хотела было спросить, о чем это она плачет, но не спросила. «У каждого свои горести», — подумала она.

— Помни, доченька, не бездомная ты, не сирота… Ежели что, воротишься домой, — наказывала Биязиха.

Вагрила поняла, что Тотка едет в город наниматься в прислуги. Она знала, что не сладко придется девушке у чужих людей. Но тут уж ничего не поделаешь. В желании как-то утешить старуху, она сказала:

— Нечего живого человека оплакивать. Вон где город-то. Коли захочешь, всегда сможешь свидеться с ней.

Биязиха поглядела на юг, словно всматриваясь в ту сторону, куда уезжала ее дочь.

— Пора уже, — заметил Трифон Бияз.

Он перекрестился и взял вожжи, трогая лошадь. Телега выкатилась из-под навеса. Вагрила не обернулась. Она знала, что Биязиха стоит в воротах и смотрит им вслед, утирая слезы.

Тотка в новом сукмане и новой шубке, со светлым платком на голове, совсем не печалилась. Ее влекла к себе новая жизнь в городе. Она тоже не обернулась, чтобы поглядеть на родной дом. Когда выехали на дорогу, она спросила:

— Тетя Вагрила, а ты была в услужении?

— А что?

— Да так, интересно?

Вагрила видела как блестят глаза Тотки и поняла, какого ответа ждет девушка, но промолчала.