Люди переменились

Во двор вошли буйволы и направились к колоде с водой.

*

Проходили последние дни отпуска Мишо Бочварова. Стремился больше дел переделать, и даже случалось ему опаздывать на свидания с Тоткой.

Ненадолго умолкало село в короткие летние ночи; тишина едва коснется домов — и уже разбивает ее хлопанье птичьих крыльев, кашель спозаранок поднявшегося хозяина. Серебряные лопаты зари быстро выгребали мрак из ложбин. Солнце выбеливало небо, над пустыми полями, пожухнувшими садами нависал сухой зной.

На пустой площади перед общиной одиноко стоял в ожидании Мишо Бочваров. Тесная солдатская куртка туго охватывала его широкие плечи. Подошла какая-то баба с подвязанной щекой. Стала рядом, ожидая попутной машины.

— Проклятый зуб, приспичило же сейчас заболеть. Хотели с невесткой фасоль убирать, да вот… подождет теперь работа. Застану ли доктора дома?

— Куда он денется, не сеет, не жнет, — хмуро ответил Мишо.

— Дай бог, не то пропадет день впустую, — она глянула на солнце и снова заохала.

Мишо радостно вздрогнул от легкого звона медных ведер. Обернулся. Навстречу шла Тотка. Они встретились взглядами. Присутствие женщины их смущало, и они не решились заговорить.

— Куда это ты, Тота? — спросила баба.

— За водой.

— Да у вас же колодец во дворе.

— Есть, да полотно хочу отбелить.

— Оставь это дело, Тота, — баба вместе с ней вышла на шоссе. — Где его ни постелешь сейчас, пылью покроется…

Коромысло спокойно лежало на округлых сильных плечах Тотки. Мишо взял чемоданчик и быстро пошел к городу. Он слышал звонкий шепот меди, видел покачивающуюся фигуру Тотки, и дорога легко ложилась под ноги.

*

Буйволы нетерпеливо постукивали копытами по запекшейся дороге. Давно уже не было дождя. Караколювец смотрел на небо, покашливал, бормотал что-то под нос.

Из-за поворота вывернулся на телеге Бияз, позади него сидела Тотка.

— Доброго здоровья, дед Габю.

— В город, что ли?

— Кончаю с бахчой, решил еще одну телегу дынь продать.

— Свези их не на базар, а к фабричным.

— Там лучше расходятся, — согласился Бияз.

— Народ на фабрике — что скотина весной, как увидит свежую зелень — не нюхает, какова она.

— Но! — поднял вожжи Бияз.

— Трифон, — снова остановил его Караколювец. — Я тут со стариками, с пастухами нашими, разговаривал. Державы европейские ровно псы рычат друг на друга, вот-вот сцепятся. Державы, они, как люди: разругались — и в драку. Ты возьми в городе газету, внук мне почитает.

— Ладно, Габю.

— Трифон, наверное, забудешь. Хоть бы Тотка вспомнила.

— Куплю, дед Габю, — заверила его та.

Бияз хлестнул лошадку, а Караколювец поспешил за буйволами, приговаривая.

— И в луга уже не заходят. Дождь нужен, и для пахоты нужен…

На базаре Бияз распряг телегу. Смахнул солому с дынь. Люди проходили мимо. «В город приехать — только день зря потерять», — досадовал он.

«Пустят ли Мишо в увольнение», — беспокоилась Тотка, выглядывая солдат в базарной сутолоке.

— Чего встала столбом, ступай пройдись, — буркнул Бияз.

Слова отца придали ей смелости, и она решила пойти к казарме. Отряхнула платье, поправила платок, и, вслушиваясь в свое настроение, видела, что сегодня ей хотелось быть во всем особенной.

На главной улице ее увидел Митю Христов и, сам не зная зачем, пошел следом.

Тотка остановилась перед воротами казармы, Митю нахмурился. «Ищет кого-то. Кого бы это?» и свернул в боковую улочку, чтобы Тотка не заметила его.

— К милому? — вышел к Тотке высокий фельдфебель.

— К брату.

— К брату, а сама вся краской залилась.

Тотка провела рукой по щекам с неосознанным желанием скрыть румянец.

— И с братом позволяем свидание, и с милым, — успокоил ее фельдфебель.

Скоро пришел Мишо Бочваров.

— Что в селе нового?

— Как ты, кормят хорошо?

— Рад, что увиделись.

— Дыни продаем с батей.

— Новость знаешь?

— Какую новость?

— Война началась.

— Какая война?

— Сегодня утром Германия напала на Польшу!

«Мишо Бочваров… Когда это он ей стал ухажером?» — сначала с удивлением, а потом раздраженно думал Митю Христов. Он одернул куртку, оглядел свои бриджи.

Гордо подняв голову, с сознанием собственной силы, которое давала ему форма, он вышел из-за угла и еще издалека крикнул:

— Здорово, земляк!

— Здравствуй.

Тотка вздрогнула, услышав знакомый голос, но не посмела обернуться, и прогоняя воспоминание о нем, мелькнувшее в голове, снова спросила:

— Стало быть, хорошо вас кормят?

— Как бы то ни было, конец близок! Через два месяца нас уволят.

— Свидание кончилось, — вышел фельдфебель.

Тотка осталась одна на шумной улице, но ей все казалось, что Мишо рядом, и она напевала тихонько. Но время от времени мелодия в ее душе обрывалась. Почему? Она замедлила шаги, ощутив на себе чей-то взгляд. «Он!» — вздрогнула она, поняв, чьи шаги догоняют ее. Сердце ее сжалось.

— Из-за него меня бросила?

Тотка вздрогнула от неясного мучительного предчувствия и свернула в сторону.

«Сегодня утром началась война», — повторила она слова Мишо. И только теперь поняла, что они означают многое. В сердце ее незаметно пробрался страх, и так как она не знала чего, собственно, боится, он надолго остался в ее груди.

Отец ее распродавал дыни.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ