Люди полной луны

Преступники обаятельны и талантливы, если они верят в чьи-то силу и ум, тогда они исключительно услуждивы и предупредительны. Этой ночью мне привели волнующего чувства и плоть прекрасного юношу. Он только что пришел этапом из малолетней колонии, достигнув восемнадцатилетия. Он был так красив и сопротивлялся моим ласкам так агрессивно, что мне больше ничего не оставалось, как вознести свое желание к этому юноше на высшую точку пронзительного прикосновения в самую суть наслаждения. Но вместо того чтобы застонать от восторга и нежности, он заорал, как взбесившийся осел, и потерял сознание. Я с отвращением сдернул его и отбросил в сторону. Все-таки нет в заключенных уголовниках «голубого шарма». К великому моему сожалению, нет.

Я включаю транзистор. Вместо обычного «Доброе утро, в эфире «Маяк», новости!» — диктор произносит кодовую фразу: «Улыбайтесь всегда и слушайте новости на волне «Маяка».

Понятно, Иван Селиверстович Марущак, человек, которому я беспрекословно и пожизненно подчиняюсь, приказал прервать отпуск и вернуться на службу. Прощайте, мои дорогие уголовники, вспоминайте меня, вашего пастыря. Господи! Они уже отправили этого юношу, испортившего мне миг наслаждения, в гаремный угол барака. Одели его в колготки, на грудь повесили табличку «Дуня». Нет, все-таки они примитивны, нет в них настоящей, пусть даже хамской, утонченности. Я улыбаюсь…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Доминанта смерти — запой. Черное и разрушительное пламя запоя ухмыляющимся демоном трепещет над нами. Этот демон берет своими пупырчатыми зелеными лапами наши сердца и сжимает их — инфаркт! Своими грязными когтями он проводит по человеческой печени, и прощай белый свет — цирроз! Он плюет в русла наших вен, и они забиваются чешуйчатыми бляшками — инсульт! Но в России у этого демона нет никаких перспектив, потому что на него плевали со всех колоколен, и он, зараза такой, почувствовав к себе такое отношение, слинял, ибо понял, что российский запой — это мировоззрение, от которого его, гада, не то что инфаркт-цирроз-инсульт хватит, а вообще кондратий придавит…

Слава Савоев был мрачнее самой мрачной тучи. Еще бы! Его родной отец, участковый Константин Иннокентьевич Савоев, самым обыкновенным образом запил и, выдав это на службе за сердечное недомогание, слег. Слег-то он слег, но Славе пришлось выполнять его работу…

— Слава, — мрачным голосом сообщил Константин Иннокентьевич, — вот… — Он протянул ему папку с бумагами. — Тут жалобы граждан с вверенного мне участка, стон народный, они не должны остаться без проверки… — торжественно произнес Константин Иннокентьевич и столь же торжественно влил в себя сто пятьдесят граммов водки. — Поработай с этими жалобами, сын, участковый должен чутко реагировать на боль гражданскую.

— Ну, батя! — возмутился Слава. — Я, твой сын, — он постучал себя в грудь, — не пью, а ты глушишь.

— Правильно, — согласился с ним Константин Иннокентьевич. — Поэтому и не пьешь, что я весь удар принял на себя. Вот помру я… — Константин Иннокентьевич пустил слезу и в связи с этим выпил еще сто граммов, — и загудишь, загуляешь по-черному…

— Костя! — строго оборвала их разговор Каролина Ивановна, мать Славы. — Не каркай, болтаешь, как оракул подкупленный!

— Я молчу, Каролина, — сразу же пошел на попятную Константин Иннокентьевич. — И ты помолчи, — предложил он компромисс. — И вообще иди отсюда. Дай с сыном поговорить.

Каролина Ивановна, директор крупнейшего в регионе рыбозавода, получающая в сотни раз больше мужа и сына, вместе взятых, беспрекословно приняла компромисс и беспрекословно вышла. Она любила мужа трепетно и нежно вот уже более тридцати лет.