Люди, принесшие холод. Книга 1

Услышав о Тевкелеве, вести о котором не смолкали в Степи уже больше года, башкиры остановились. «И стали говорить башкирцы, что убить их досмерти и грабить не надобно, понеже ежели их убить до смерти и потом переводчику Тевкелеву учинитца худо, то их, башкирцов, уфинской воевода перевешает».

Какое там подданство?! «Воровскими» башкирами руководил совсем иной мотив — страх. Великий Страх, еще не пришедший в Степь, но уже маячивший в отдалении, напомнил о себе Хаосу.

И тот принял вызов.

Смешно, но именно в этом мелком и незначительном эпизоде, как в капле воды, отразилась вся та борьба Свободы и Порядка, которая будет бушевать в Степи как минимум два столетия. Не случайно этот эпизод Тевкелев описал в своем дневнике во всех деталях.

«И все башкирцы от них отстали, токмо один башкирец Нагайской дороги Бурзянской волости Акчигит, несмотря ни на кого, стал их вязать и саблею на них много раз рубить кидался; и говорил он, Акчигит, что он не боитца ни от кого, и нихто его не повесит, а ежели Тевкелев пропадет, инде о том не тужит; и стал-де бить их, Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей и посланного от уфинского воеводы, смертным боем. И видя такое ево, Акчигитова, азарничество, протчие башкирцы тайным образом посланного от воеводы уфинского Бараша упустили, то оной башкирец Акчигит Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей убить до смерти не смел, токмо ограбил их».

И вот теперь эти трое израненных бедолаг наконец-то добрались до родных стойбищ. Добрались, надо сказать, в самый неподходящий момент — все и без того были на нервах, противостояние прорусской и антирусской партий из-за отъезда Тевкелева достигло пика, и полыхнуть могло в любой момент, от малейшего пустяка. А тут — такой повод!

Хорошо, что оба вождя «русской партии» сориентировались сразу же. «Абулхаир-хан и Букенбай-батыр заказали людем своим накрепко, чтоб они о том киргис-кайсакам никому не объявили для того, чтоб не было к отъезду переводчика Тевкелева какое помешательство от кайсаков, и не велели они людем своим битыми казатца, пока переводчик Тевкелев из Киргис-кайсацкой орды отъедит».

Вот только Абулхаир, когда соратники опять расходились (в какой уж раз за этот бесконечный день), не удержался, подошел к Тевкелеву и спросил прямо: «Киргис-кайсаки прежде люд был вольной и ни от кого страху не имели, и в подданстве ни у кого не были, для того-де они делают пакости; а протчие киргис-кайсаки есть многие добрые люди, а года два или три придут и все в постоянство; а башкирцы-де, сколько лет в подданстве российском, и туг-де пакости делают».

И что было на это сказать Тевкелеву? Умотавшийся за день до предела, он лишь пробормотал что-то невнятное и неубедительное: мол, наверное, башкиры за воровскими казахами гнались, а тут им эти три казаха попались — вот они и сорвали злость. Впрочем, Абулхаир разговор длить не стал — человеку завтра выезжать в очень трудный путь, что его беседами донимать?

Но наутро никуда Тевкелев не уехал.

Потому что на рассвете к стоянке Тевкелева подъехал большой отряд враждебных казахов во главе с Тянгри-Берди.

В степи ничего скрыть нельзя — любой слух летит по ней, как на крыльях. «Противные» казахи высказали все Абулхаиру напрямик. Мол, мы знаем, что ты отпускаешь Тевкелева. Нет, хан, так не пойдет — после того, что натворили башкиры в Среднем жузе, надо и Тевкелева, и всех состоявших при нем башкир отдать туда на размен. Так будет честно — пусть они сидят там ясырями, пока башкиры не вернут всех пленников. А если ты, хан, башкиров с русскими выше своих соплеменников ставишь и Тевкелева отпустишь — не жить тебе, хан, после этого среди нас. Да и просто — не жить.

И последнее. На сегодня люди назначили курултай — будем решать, что делать дальше. Ты там, конечно, будешь, но очень бы хотелось увидеть там Тевкелева и послушать, что он скажет — если, конечно, ему есть что сказать. Ну, а если не появится — значит, сказать ему нечего. Тогда все понятно и вопросов нет.

Глядя вслед удаляющемуся отряду, Абулхаир медленно произнес:

— Ехать тебе туда нельзя, Мамбет. Я лисью шкуру поставлю против заячьего хвоста — не выйдешь ты оттуда живым. И не ехать нельзя — не поехать это заранее расписаться в поражении, после этого можно и не дергаться, никто труса слушать не будет.

— А что же делать? — поинтересовался посланник. И увидел, как губы хитрого хана изогнулись в улыбке.

— Таймаса вместо себя пошли. Он башкир — кому, как не ему, за грехи башкиров ответ держать? Он знаменитый батыр, он вместе с нами с джунгарами воевал, его слава впереди него бежит. Его многие знают, многие уважают, поэтому обязательно выслушают. И убивать его точно не будут — какой в этом прок, если ты живой останешься?

Так они и сделали.

Провожая друга на собрание, которое могло стать для него последним, смертельно уставший человек долго молчал в ответ на вопрос: «Так как же все-таки мне там говорить?». Молчал, думал, а потом, наконец, изрек: