Читаем Люди, принесшие холод. Книга первая. Лес и степь полностью

В итоге получалось, что политика «разделяй и властвуй» рождалась в высоких петербургских кабинетах, а вот проводить ее в жизнь приходилось «полевым агентам», едва ли не самым активным из которых был в то время «переводчик Василей Бакулин» — так его иногда именовали в документах, не особо обращая внимание на правильность написания фамилии. А калмыкам, извините, было не до того, чтобы вникать в нюансы, они видели одно — что губернатор Волынский командует, а орсин Бакунин постоянно мотается по улусам и воду мутит. Раздражение и недовольство накапливалось, и Бакунин понимал, что рано или поздно зреющий нарыв прорвет, и тогда заботить его будет только один вопрос — удастся ли ему уйти из степей в Астрахань живым.

Нарыв лопнул, когда лучший российский полевой агент Бакунин «работал» Нитара-Доржи. Этот внук Аюки был одним из самых авторитетных представителей калмыцкой верхушки, и одновременно же — наверное, самым опасным. Родной брат одного из главных претендентов на престол — Дасанга, он прославился боевыми подвигами в стычках с казахами и ногайцами, и губернатор Волынский считал, «что Нитар-Дорже в калмыцких улусах никого противника нет». Но при этом калмыцкий богатырь отличался абсолютной безбашенностью и был, выражаясь языком веселых 90-х, «беспредельным отморозком». Тот же Волынский, обличая в докладной записке Дасанга, о Нитаре-Доржи отозвался так: «а брат его Нитар-Доржи над всеми ворами архиплут; все владельцы и простой народ другой стороны на них страшно озлоблены, потому что от них ни другу, ни недругу спуску нет, всех обокрали кругом».

Но дело даже не в плутовстве Нитара-Доржи. Гораздо страшнее была его патологическая — на грани психического расстройства — жестокость. По словам его родных братьев, он «в какой день не убьет человека, то убивает лошадь или другую скотину».

Я не буду подробно рассказывать вам обо всех обстоятельствах этого дела — разобраться в этом запутаннейшем узле, связанном из отношений Дасанга, Дондук Омбы, Дондук Даши, Баксадая Доржи (он же Петр Тайшин, основатель известного дворянского рода), Нитара Доржи, Данжина Доржи, Цэрэн Дондука, Лабан Дондука, Гунга Доржи, Доржи Назарова нелегко и профессиональному исследователю. Но в самом общем виде дело обстояло примерно так.

Дасанг со своими многочисленными братьями (авторитетнейшим из которых был психованный Нитар Доржи) поругался с остальными родственниками еще при жизни своего деда Аюки. Разругались вдрызг, до мордобития и военных действий, к которым, собственно, сразу же и перешли. Дралось аюкино потомство отчаянно и самозабвенно, и русская администрация уже и не знала, что с этим делать. Растаскивал разгулявшихся родственников не кто-нибудь, а российский губернатор Волынский самолично, причем едва ли не в прямом смысле слова. Родственники со своими армиями кружили по степи, выискивая удобный момент, чтобы кинуться друг на друга, а между ними бегал губернатор с драгунскими полками и с отчаянной лихостью успевал в последний момент вклиниться между дерущимися и предотвратить кровопролитие и разбой. Причем, своей миротворческой деятельностью он настолько надоел калмыкам — драчунам по природе и призванию — что дело дошло до прямых угроз. Когда Волынский в очередной раз не давал сцепиться насмерть Дасангу и Дондук Омбо, следуя с русскими полками по берегу речки Берекети, разделявшей противников, Дондук Омбо даже прислал к нему нарочного, заявившего, что, если губернатор не остановится, а пойдет дальше, то он, Дондук Омбо, «будет поступать с ним по неприятельски».

Напугать Волынского, впрочем, у него кишка была тонка — в те буйные времена на губернаторском посту неженки и боягузы не выживали, к тому же усилия по поддержанию мира в регионе достали Волынского настолько, что он сам с удовольствием бы уже повоевал с кем-нибудь, чтобы выпустить пар. Пришлось Дондуку Омбо смириться и уйти в свои улусы. Так или иначе, но основную задачу губернатор выполнил — не дал разгореться полномасштабной войне в своем регионе.

Когда же умер Аюка, из Петербурга последовал приказ — завести всех калмыков за Царицынскую линию — цепь укреплений, протянутых от Волги до Дона с целью защиты русских поселений от нападений калмыков, ногайцев и кавказских народов. Формально это делалось для того, чтобы защитить оставшихся без единого руководства калмыков от возможных нападений ногайцев, казахов и кавказцев, которые вполне могли воспользоваться случаем, и ринуться сводить старые счеты. Но, естественно, главным резоном была возможность избежать нежелательных эксцессов (недаром обратно калмыков выпустили лишь после выбора хана, которого признали все претенденты). За линией калмыки были полностью свободны — примыкавшие к их землям с севера русские могли лишь бить по хвостам и ждать можно было чего угодно — от откочевок на неконтролируемые русскими земли до полномасштабной гражданской войны. Перейдя рубеж, калмыки оказывались в русском окружении и полностью отдавали себя во власть сюзерена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, принесшие холод

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах
На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах

Внешняя политика СССР во второй половине XX века всегда являлась предметом множества дискуссий и ожесточенных споров. Обилие противоречивых мнений по этой теме породило целый ряд ходячих баек, связанных как с фигурами главных игроков «холодной войны», так и со многими ключевыми событиями того времени. В своей новой книге известный советский историк Е. Ю. Спицын аргументированно приводит строго научный взгляд на эти важнейшие страницы советской и мировой истории, которые у многих соотечественников до сих пор ассоциируются с лучшими годами их жизни. Автору удалось не только найти немало любопытных фактов и осветить малоизвестные события той эпохи, но и опровергнуть массу фальшивок, связанных с Берлинскими и Ближневосточными кризисами, историей создания НАТО и ОВД, событиями Венгерского мятежа и «Пражской весны», Вьетнамской и Афганской войнами, а также историей очень непростых отношений между СССР, США и Китаем. Издание будет интересно всем любителям истории, студентам и преподавателям ВУЗов, особенно будущим дипломатам и их наставникам.

Евгений Юрьевич Спицын

История
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии