Люди, принесшие холод. Книга первая. Лес и степь

Несколько лет спустя, в 1731 году он, уже в качестве работника МИДа, сопровождал китайское посольство, отправленное императором Поднебесной к калмыкам. Заметьте — не в Российскую империю, а к калмыкам: это немного объясняет уровень реального «подданства» кочевого народа. Бакунин, естественно, сопровождал китайских послов не просто так: его задачей было сбить у китайцев желание к дальнейшему развитию международных связей с русскими кочевниками. Посольство неспешно двигалось к Саратову, и Бакунин охотно объяснял послам, что едут они к сущим дикарям, дел с которыми лучше не иметь, так как у «того калмыцкого народа обхождение во всем подобно зверскому, а не человеческому». На самом деле русский дипломат намеренно тянул время, дожидаясь, когда новый астраханский губернатор Иван Измайлов провозгласит Цэрэн-Дондука ханом.

Бакунин должен был довести китайцев только до Саратова, но там внезапно выяснилось, что Василий Беклемишев, еще один давний спец по калмыкам, собиравшийся принять у тезки посольство в Саратове и везти его дальше в улусы, заболел и ехать не сможет. Измайлов же уже отбыл в Астрахань. Казалось бы, кому, как не Бакунину, с его опытом и языком, вести китайцев к калмыкам? Ан нет — в письме, отправленном нашим героем из Саратова, явно сквозит растерянность и даже испуг (хотя, как мы помним, он был далеко не робкого десятка).

Бакунин пишет, что китайских послов держать дальше в Саратове нужды и причины нет, но если с ними придется ехать ему, то могут случиться «нежелательные конфузы». Во-первых, пояснял Бакунин, «калмыцкие владельцы ко мне злы и потому мои к ним представления действа иметь не будут, и до своих с китайцами конференцей могут меня не допустить». Во-вторых, «хотя б я того от них и домогся, но оные по своей злости при китайцах не будут меня с таким почтением принимать, как надлежит присланного от двора». В конце письма он честно предупреждал царских сановников: «и тако надо мною хотя б и иного ничего не учинилось, но и интересом Ея Императорского Величества никакой пользы учинить будет невозможно, точию при таких чюжестранных послах могут учинить тем государственной стыд, за что и без ответа пробыть не могу».

Как мы видим, Бакунин честно описывает ситуацию, не особо себя щадя — ехать мне нельзя, потому что пользы от меня на переговорах быть не может. Даже если и жив останусь, почти наверняка при иностранных послах устроят мне такое унижение, которое я без ответа оставить не смогу, дабы не уронить престиж императрицы русской.

Что же произошло, за что калмыки были так злы на Бакунина? Все объясняется просто.

Нитар-Доржи, которого при жизни мало кто любил, и даже родные братья ненавидели и боялись, после смерти стал легендой. В самом прямом смысле слова — именно Нитар-Доржи является прототипом главного героя едва ли не самой знаменитой калмыцкой легенды о Миитр-Доржи-нойоне. Легенде, которую калмыцкий народ хранит в памяти уже практически триста лет.

Очень уж красивая тогда получилась история. В ней есть все, что требуется для эпического сказания: и неистовый герой, и несметные полчища врагов, и беззаветная храбрость, и безнадежная борьба, и людское коварство, и предательство братьев. Ну, а Бакунину, сами понимаете, в этой пьесе могла быть отведена только одна роль — того самого коварного злодея. Стоит ли удивляться, что практически все калмыки ненавидели скромного переводчика лютой ненавистью?

Он прожил еще много лет, наш бывший переводчик и бывший разведчик. Новую профессию освоил — всегда был смышлен и трудолюбив. Служил честно, потихоньку продвигался по служебной лестнице. В 1748 году запросился в отставку по причине преклонных годов, предложив вместо себя своего сына Петра — детей Василий, как и положено было в бакунинском роду, к службе на калмыцкой ниве выучил превосходно. Но не сложилось, не пустили тогда Василия Михайловича на покой. Сбылась его давняя мечта, стал он незаменимым: не было тогда в России человека, который знал бы калмыков лучше, чем он. Вот и упросили тогда большие люди порадеть еще маненько Отечеству.

«Маненько» растянулось чуть не на четверть века, до времен Екатерины II. Именно Бакунин сделал в 1761 году представление Коллегии по поводу дальнейшего управления калмыками, а позже, уже после свержения Петра III и воцарения немки, разработал по просьбе императрицы проект полной реорганизации системы функционирования калмыцкого самоуправления и русского контроля над ними. Именно на основании этого доклада Екатерина II и написала грамоту от 12 августа 1762 года, которая была отправлена ханскому наместнику.