— Появилось ощущение, что страны больше не существует. Что она исчезла. Было понятно, что Союз смертельно болен. И что это терминальная стадия болезни — паралич власти, — сказал Путин позднее. — Советский Союз потерял свои позиции в Европе. И хотя умом я понимал, что эти стены довольно шаткие, я бы хотел, чтобы на их месте выросло что-то другое. Но ничего другого не предлагалось. И это было больно. Они просто все бросили и ушли.
Но еще не все было потеряно. Хотя сила протестов и стремительное приближение коллапса, казалось, застали КГБ врасплох, некоторые отделы Комитета вместе со Штази были готовы к такому дню. Определенные силы спланировали плавный переход, чтобы, оставаясь за кулисами, удержать часть своего влияния и контроля.
До того, как протестующие ворвались в штаб-квартиру Штази, офицеры КГБ в Дрездене сумели заполучить от своих коллег из Штази материалы о совместной работе с Советами.
Владимир Усольцев вспоминал, что офицер из Штази передал Путину целую подшивку документов.
— Через несколько часов от них остался только пепел, — вспоминал он.
Кипы документов отвезли на ближайшую советскую военную базу и выбросили в траншею — планировалось уничтожить их напалмом, но вместо этого их облили бензином и сожгли. Еще двенадцать грузовиков с документами уехали в Москву. Как позднее сказал Путин, «в Москву отправили наиболее ценное».
В течение следующих нескольких месяцев, когда шла подготовка к отъезду из Дрездена, сотрудники КГБ находились под специальным прикрытием начальника Управления нелегальной разведки Юрия Дроздова, легендарного офицера, отвечающего за сеть нештатных агентов КГБ по всему миру. Шеф дрезденского отдела Владимир Широков рассказывал, что Дроздов лично отвечал за то, чтобы с него не сводили глаз с шести утра и до полуночи. Под покровом ночи люди Дроздова вывезли Широкова с семьей в безопасное место в Польшу. Позже бывший коллега Путина сказал журналистке Маше Гессен, что перед возвращением домой Путин встречался с Дроздовым в Берлине.
Дрезденские кагэбэшники бесследно растворились в ночи и оставили немецких коллег самим разбираться с народным гневом. Хорст Бём был помещен под домашний арест и покончил с собой в феврале следующего года.
— Он не видел иного выхода, — сказал Йемлих.
Два других руководителя Штази соседних регионов тоже покончили жизнь самоубийством. Мы, вероятно, никогда не узнаем, чего конкретно они так боялись — они умерли до того, как были допрошены. Многим офицерам КГБ тоже пришлось оставить посты, но кого-то все-таки удалось сохранить. Части агентурной сети, нелегальные разведчики были глубоко засекречены, до них не докопались бы никакие проверки. Впоследствии Путин с гордостью говорил о том, что его работа в Дрездене в основном касалась коммуникаций с нелегальными «кротами»:
— Это уникальные люди. Не каждый способен отказаться от собственной жизни, от близких и родственников, на много лет покинуть свою страну, чтобы посвятить себя служению отечеству. На это способны только избранные.
В декабре 1989 года при поддержке Советов Ганс Модров принял на себя временное руководство Восточной Германией и негласно разрешил отделу внешней разведки Штази самоликвидироваться. В процессе ликвидации исчезли бесчисленные активы, а сотни миллионов марок были переправлены через подставные компании Мартина Шлаффа в Лихтенштейне и Швейцарии. Все внимание было сосредоточено на объединении Германии, и на этом фоне голоса сбежавших на Запад агентов Штази звучали слишком тихо.
— При определенных обстоятельствах агентурная сеть может быть снова частично активирована, — сказал один из эмигрировавших. — Никто на Западе не гарантирует, что эти агенты не возобновят работу при помощи КГБ.
В феврале 1990 года Путин вернулся из Дрездена в Россию. Падение Берлинской стены аукнулось волнениями во всему Советскому Союзу. Крепли националистические движения, что грозило развалом страны. Михаил Горбачев вынужден был отступить, освободив пространство для новых демократических лидеров. КПСС постепенно теряла монополию на власть, а сама законность существования Коммунистической партии вызывала все больше вопросов. В марте 1989 года, почти за год до возвращения Путина, Горбачев согласился провести первые честные выборы в новый парламент — Съезд народных депутатов. Плохо организованная группа демократов под предводительством диссидента Андрея Сахарова и восходящей звезды российской политики Бориса Ельцина, исключенного из Политбюро за критику партийной верхушки, впервые получила мандаты и вступила в дебаты с представителями КПСС. Конец семидесятилетнего правления коммунистов приближался.