Люди с чистой совестью

— Что ж он тебя в ресторан не повел? — повизгивала мать. — Привела меня, пенсионерку, объедать? Вы знаете, молодой человек, какая у меня пенсия? Почему я должна твоих сожителей кормить? Плохо ты начинаешь, деточка, плохо. Других вон и в рестораны водят, и деньги им дают, а ты сразу ложишься под мужичков и отношение к тебе такое же. Подстилка! Еще и кормит его за мой счет! Ты просто блядь!.. — в таком духе она могла бы говорить еще несколько часов, но даже самые крепкие нервы однажды рвутся.

Вдруг Маша вскочила, как ужаленная, со стула и плеснула матери в лицо горячим чаем — мать ужасно завыла, и тогда Маша схватила кухонное полотенце, висевшее над раковиной, и начала хлестать мать по лицу и по сморщенным рукам, которыми она это лицо закрывала.

Валера невозмутимо жевал бутерброд с колбасой. Из коридора донесся плачущий голосок матери — она звонила в милицию. Маша вскочила, она уже немного устала от всего этого, и побежала к телефону, чтобы вырвать вилку из розетки и в очередной раз врезать матери по истерзанному лицу. Мать в распахнувшемся халате с полуоторванным воротником выскочила на лестничную площадку и стала бегать по этажам и звонить во все двери. Она рыдала и просила разрешить ей позвонить, но никто не хотел открывать.

— Выпить ничего нет? — спросил Валера.

Маша достала из буфета коньяк.

Довольно часто коньяк сопровождает воинственные семейные будни, и если его оказывается слишком много, он приглашает себе в компаньоны ножик. В общем, что-нибудь остренькое для простых смертных, и начищенное нарезное для служащих при оружии — такие частенько, если верить Рыбенко, расстреливают свои семейства, а затем и себя — в азарте. Трудно ответить, почему это происходит: от распущенности юных или чрезвычайной добродетели пожилых, и почему, хотя бы один подобный случай не заставляет молодоженов пораженно замереть над книгой брачных записей в Загсе, как они наверняка бы замерли перед щенятами на птичьем рынке, узнав из передачи «ЧП», что в зрелом возрасте эти щенята откусывают детям руки, а с одной старушки так и вовсе скальп сняли?

Люди, которые проводят свой век в пустоте и бессмысленных жертвах окружающим, склонны к обидчивости. Единственный их шанс сохранить лицо — это на старости лет послать всех неоплатных должников к чертовой матери и направить остаток сил на какое-нибудь причудливое бытовое извращение. Некоторые по несколько раз в день моют полы, а если кому-нибудь посчастливилось посетить их туалет, выпроводив гостя, сосредоточенно протирают сидяк смоченной в спирте ваткой. Другие прикармливают собачьи стаи и, подобно злобным псам, потом что-то лают соседям, вызвавшим живодерню, или, наоборот, борются с собаками в пользу помоечных кошек.

Машина мать, увы, не обладала достаточно самостоятельным воображением, чтобы придумать свое собственное увлечение в нише одиночества и увядания, а от любви к живому существу или хотя бы унитазу ее удерживал мазохизм. Вряд ли она сознательно желала зла своей дочери, скорее, недоумевала, почему ей должно быть хорошо, когда ей приходилось херово? Безнадежную эту херовость она в какой-то момент начала принимать за жизненный опыт и даже предназначение человека, и безотчетно желала, чтобы мордобойный скандал с вызовами милиции, ударяющим в морщины кипятком и рваным халатом длился как можно дольше. Всегда.

Так думал Валера по дороге домой.

— Мы больше не увидимся? — спросила журналистка Лазарева на прощание.

— Никогда, — ответил он, — знаешь, Мари, может, у меня плохая жена. Может, она шлюха, потаскуха, сука, но у нее есть одно совершенно неоценимое достоинство. У нее нет матери.

Он хотел сказать ей про компромат, но потом передумал.

Глава 12 Внутренняя Монголия

— Друзья мои, — сказал Валера, — нам стоит серьезно поговорить.

Даша согласно кивнула.

— Не знаю, как вы, но я рассчитывал в этой жизни на нечто совсем другое, — Валера говорил, как с сумасшедшими, с женскими, мягко-придыхательными интонациями, — и жить по-прежнему я больше не хочу. Дальше каждый из нас пойдет своим путем, я, во всяком случае, пойду. Надеюсь, что пойду, — добавил он.

— Мы расстаемся навсегда под белым небом января? — уточнил Рыбенко.

— Вроде того, — ответил Валера.

— Он трахнул Машу Лазареву и теперь как честный человек обязан жениться, — предположила Даша, зевая.

— Без проблем, старик, — Рыбенко протянул Валере руку.

В эту секунду Валера впервые признался себе в том, что ненавидит его. Вернее, даже не его, торопливо додумал он, а тот мир, который Рыбенко ему навязывал.