— Нет, ребята, не даром. Скажу я вам, хлопцы, много я хлебнул, пока к отряду не прибился. Два раза за проволокой был. Бежал — опять ловили, а уж сколько по окружениям шлялся… и вспоминать удивительно… Уж бегали, бегали мы с вами по всей Украине… А почему, я вам скажу. — Он вдруг заговорил быстро, как будто торопясь высказать давно пережитые и продуманные слова. — Хочу я вам объяснить, откуда у меня, Кольки Мудрого, смелость берется…
Намалеванный плюнул в костер.
— Да причем тут смелость? Тут ноги на морозе задубели — вот и все.
Мудрый подошел к нему.
— А вот я тебе сейчас объясню.
— Объясняй не объясняй, а все равно не прилетит самолет. — Намалеванный поднялся и хотел отойти.
Карпенко, дремавший до сих пор, сказал тоном приказа:
— Прилетит не прилетит, а сидеть надо. Дисциплина. Намалеванный отошел от костра, послушал:
— Нет, не слыхать… А может, он и до фронта не дошел, старый хрыч…
Карпенко укутал ноги немецкой плащ-палаткой:
— Все может быть… милок… садись лучше, погрейся.
А в это время в звездном фронтовом небе, загребая лопастями винтов морозный воздух, летел к Ковпаку самолет, посланный Хрущевым. Это была старая машина, может быть испробованная еще Чкаловым, ПР-5, с кабиной на четырех пассажиров. В кабине находились Молчанов, Катя, штурман и Корниенко.
Через полчаса полета штурман крикнул в трубку мегафона летчику:
— Подлетаем к фронту… давай полный газ…
Пассажиры переглянулись, подтянулись. Громче заревел мотор. В небе зашарили прожекторы. Луч скользнул по плоскости… Прошел мимо. Затем поймал машину.
Штурман крикнул в мегафон:
— Костя, обмани его… На крыло, на крыло…
Звездное небо долго, казалось бесконечно, переворачивалось под крыло машины. Прожектор цепко держал ее в своих щупальцах. Быстрые пунктиры пулеметных очередей проходили, казалось, сквозь плоскости. Мотор ревел на полном газу. Но вот машина вошла в пике, взвыла мотором и выскользнула из лучей прожекторов.
Штурман снял шлем, вытер вспотевший лоб и проговорил в мегафон:
— Молодец, Костя… Теперь газуй.
Радистка Катя выглянула из открытой кабины. Замелькала внизу белая снежная земля.
Рядом со штурманом сидел Корниенко. Он весь как-то вытянулся, прижался спиной к парашютному мешку и ни на кого не смотрел, закусив губу. К нему лицом сидели Молчанов и Катя. Мотор самолета ровно зажужжал, набирая потерянную высоту. Корниенко — сунул руку под фуфайку. Когда сидящий рядом штурман бликнул фонариком, освещая большой планшет с картой, Корниенко взглянул тайком на свою руку. Она казалась вся черной.
Старик вытер руку о ватные брюки и снова откинулся на спину, закрыв глаза, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя.
Вскоре в мегафоне штурмана послышался металлический голос пилота. Штурман оживился.
— Ага… Дошли. Приготовиться… Заходи, Костя, с севера.
Несколько секунд ожидания. Самолет сбавил газ. Штурман крикнул пассажирам:
— Пошел!
Первым должен был прыгать Корниенко. Но он сидел с закрытыми глазами. Штурман взглянул на него, покачал неодобрительно головой. Снова крикнул, громче, чем требовалось:
— Костры проходим… Пошел…
Корниенко открыл глаза и, судорожно цепляясь за края дверцы, вывалился в люк. За ним один за другим выбрасывались радисты.
Хлопцы Карпенко при первом звуке долгожданного самолета плеснули в огонь бензину и подбросили сухой хвои. Костры запылали радостно и ярко, словно Карпенко хотел ими согреть все зимнее украинское небо.
Вдали от костров, опускались два парашюта. Почти одновременно с ними — у самого костра — третий. К нему первому побежал Карпенко. Шпингалет и Намалеванный подняли белое полотно парашюта, накрывшее Корниенко. Карпенко опустился на снег рядом с ним. Он осветил его лицо карманным фонариком, взял за руку. Она была темной от запекшейся крови. Карпенко расстегнул стеганку, приник ухом к груди старика. Затем встал и строго посмотрел на Намалеванного:
— Как же ты смел говорить — не пройдет старик через фронт… Прошел… И обратно к своим вернулся.
Он взял из рук Намалеванного полотнище парашюта и тихо накрыл им лицо Корниенко. Костер вспыхнул, раздуваемый ветром, ярче и осветил лицо Намалеванного, по которому одна за другой бежали слезы.
— Выполнил свое задание Корниенко.
Шифровальщик Молчанов сам подошел к костру. Подскакали Ковпак и Руднев. Долго искали Катю-радистку. Когда же нашли, Молчанов обрадовался так, что бросился ее обнимать. Она вскрикнула.
— Ой, больно, я, кажется, руку вывихнула.
Ковпак озабоченно подошел к ней. Он осторожно взял ее за правую руку и провел по ней от плеча к локтю.
— Э, дивчино, да тут перелом.
Катя испуганно посмотрела на незнакомого деда.
— Как перелом? А мне сегодня же связь установить надо, сеанс у меня в два ноль-ноль.
Девушка ожидала всего, готовясь к вылету в тыл врага. Была готова и к тому, что, может, понадобится применить оружие, и к тому, что можно погибнуть, но к такой «случайности», как перелом руки, она готова не была. И это как-то надломило ее силы, и она тихо, по-детски всхлипнула.
Ковпак участливо склонился над ней.
— Теперь, дивчино, твой сеанс один — в лубках лежать.
— Что вы говорите, дедушка?