Вскоре впереди замельтешили подводы и отдельные бойцы. Пристроившись к хвосту колонны, мы проехали шагом минут десять. Затем крупной рысью стали обгонять колонну по обочине дороги и через полчаса очутились в центре ее — возле штаба. Володя пристроился к группе в десять — двадцать конников, следовавших за повозкой командира. Это были связные батальонов и рот. Я поскакал дальше. Отъехав от Озданичей километров пятнадцать, мы сделали привал в небольшом селе. До реки оставалось километра полтора. Руднев и Базыма верхом выскочили в голову колонны, и, посоветовавшись с Горкуновым и со мной, решили форсировать Припять на рассвете. Когда рассвело, мы подъехали к коварной реке. Лед был крепкий, но после того как по нему прошло несколько повозок, он стал обламываться у берега. Пришлось на скорую руку сделать мостки. По льду шли не напрямик, а изгибами, но все же кое-кто, свернув в сторону, проваливался. Выручали жерди и канаты, которые, по приказу Ковпака, припасли и разбросали по льду. Благодаря этому небольшие аварии кончались весело, так как провалившегося со смехом сразу вытаскивали из полыньи и поили спиртом. Спирт после долгого препирательства с помпохозом Павловским, по приказу Ковпака, был выдан дежурному по части для согревания попавших в воду.
Павловский, старый партизан, краснознаменец еще гражданской войны, был первый год у Ковпака командиром восьмой роты. В знаменитом Веселовском бою он с небольшой горстью бойцов уничтожил до роты врагов, но сам чуть не погиб. Пулеметной очередью ему перебило обе ноги. В лубках кости срослись неправильно, и он ходил, широко расставив ноги, кавалерийской поступью, опираясь на палку. Ходить ему было трудно, и Ковпак назначил его своим помощником по хозяйству. Старика это повышение обидело, но все же он согласился, с непременным условием, что ему будут поручать и боевые дела. На новом своем посту Павловский обнаружил чудовищное скопидомство, обоз его был набит всякой всячиной, и Руднев беспрестанно воевал с Павловским, правда без особого успеха, из-за непомерного роста хозяйственного обоза. Павловский всегда защищал свое хозяйство страстно и настойчиво. На приказ Ковпака о выдаче спирта он реагировал чуть не истерикой, и только когда дед повысил голос, Павловский, бурча себе под нос, что у него «вылакают весь медицинский резерв», отошел в сторону.
Ковпак и Руднев стояли на берегу, с тревогой следя за переправой 76-миллиметровых пушек. Рискованный груз уже подходил к середине реки, к самому опасному месту, когда к нам приковылял охрипший от ругани помпохоз. За ним виновато плелись дежурный и здоровенный, весь мокрый партизан.
— Я ж говорив, товарищ командир?! С такими архаровцами весь медицинский запас…
— Говори толком… — не отрывая глаз от пушек, сказал Ковпак.
— Толком и говорю. Нарошно пид льод розбишака прыгае… Щоб нашармака спирту налызаться…
— Как это нарочно? — спросил Руднев.
— А от так. Иду я з колонной. А он, товарищ комиссар, бронебойку хлопцам отдает и каже: подержите, хлопцы, берданку, я сейчас за здоровье нашего командира магарыч выпью; и боком, боком, до того, як его, ну до ополонки, и бух в воду. А хлопцы його зразу назад, а он до дежурного, а тот, понимаете, товарищ комиссар, уже хотив налывать… Щоб не мое присутствие, так и налыв бы.
— Совсем одурел Павловский. Ведь человек из ледяной воды вылез. Ты что?..
— Зажды, Семен Васильевич, — перебил Ковпак. — А ну, подойди сюда. Какой роты?
— Второго батальона, первой роты бронебойщик Медведь, — ступив два шага вперед и оглушительно щелкнув обледеневшими сапогами, отрапортовал мокрый партизан.
— У того Кульбаки вси таки архаровци, — вставил Павловский.
— Мовчи, Павловский. Ты що, в самом деле нарошно в воду полиз?
— Первый раз нечаянно, второй раз нарочно, товарищ командир Герой Советского Союза, — бойко рапортовал Медведь.
Все рассмеялись. Один Павловский был серьезен и зол.
— Так ты один уже попробовав? — смеясь, говорил Ковпак.
— Ну да…
— Мало показалось?
— Маловато. Я прошу добавки по моему росту, як я бронебойщик, а воны говорить — норма. Говорить — за одно купанье тильки двисти грамм положено. Хочешь ще, говорыть раздатчик, то й прыгай ище раз…
— Какой раздатчик? — спросил Руднев.
— А от воны, — указывая на дежурного, говорил безобидно Медведь.
— Ну, и скочив ты ще в воду? — облегченно вздохнул Ковпак: одна пушка уже выбиралась на берег.
— А що ж поделаешь, товарищ командир Герой Советского Союза, як выпить захотилось, ну хоть умры… Одним словом, дальше все було, як товарищ Павловский рассказалы. Все чиста правда.
Снова все засмеялись.
— За другое купанье выдать Медведю двести грамм, а за то, що правду говорыть, дать ище триста… — громко сказал Ковпак.
Павловский ударил руками об полы кожуха.
— Дежурного от дежурства освободить! Я з ним зараз сам побалакаю…
— Я ж говорыв — дайте выпить, що положено, а вы до командира тягнете. От тепер давайте полных поллитра, — миролюбиво укорял Медведь Павловского, отходя в сторону.
К этому времени переправа артиллерии закончилась.
— Поехали, — сказал мне Руднев.