Люди с чистой совестью

Мы провозились с ними до рассвета. Правда, за это время в хвост колонны пристроились вышедшие из боя роты Бакрадзе. Он с жаром рассказывал, как громили штаб полка захваченными у немцев же пушками. Он ворвался в здание школы со своими хлопцами из 9-й роты. Прочесав классные комнаты, они собрались уже уходить. В последней комнатушке Бакрадзе направил луч фонарика под кровать. Оттуда выскочил немецкий оберст, в руке у него блеснул "вальтер".

- Но моя пуля была быстрее! - торжествуя, закончил Бакрадзе свой рассказ.

Я не смог удержаться от упрека.

- Напрасно! Такого "языка"...

Руднев нахмурился.

- Разведка не самоцель, а средство, Петрович! Не увлекайся...

- Да я и не увлекаюсь.

- Ну, так просто жадничаешь. У тебя в руках несколько офицеров полка. Чего тебе еще?

Действительно, пленных было много. Среди них оказалась важная жандармская птица. Поймали ее в доме владельца нефтяных промыслов, фольксдейча Гартмана. Офицер назвался сыном хозяина, совал в руки семейные фотографии, пытаясь уверить, что висевший в шкафу эсэсовский мундир принадлежит вовсе не ему. Взяли мы "сынка" в "невыразимых". Штатской одежды в комнате не оказалось. Офицер не обманывал нас: он действительно был и сыном хозяина дома, но вместе с тем и эсэсовцем. Отпускной билет, который не успел спрятать папаша, попал в мои руки. В нем значилось: Гартман служит в охранных войсках и выбыл в отпуск из части по семейным делам.

Мы двигались на запад; выступая из мглы, вырастали горы. Первый лесистый кряж. Черный, мрачный.

- Карпаты! - радостно закричал Горкунов.

- Подожди радоваться. Ты доберись сначала до них, - ответил ему опытный в горной войне разведчик Журов. - Тут все рукой подать. А попробуй - полдня протопаешь.

- Чепуха! Вперед, за мной, - скомандовал лихой Горкунов.

Мы шли в направлении села Манява.

Утро застало колонну в поле. Дорога все больше забирала в гору, извивалась, пока совсем не исчезла, штопором ввинтившись в туманную даль двух горных хребтов. Завеса ночной темноты тихо откатывалась на запад. Навстречу нам прибоем морской волны вырастали горы. Сине-зеленые гребешки этого невесть откуда вздыбившегося моря набегали на наш утлый караван. Он плыл навстречу гребням скал и зеленой пучине лесных диких громадин. Только пена туманов белела в ущельях.

Еще час-полтора, и мы достигнем заветной цели. Горкунов ориентировался по карте.

Впереди, в межгорье, зернышками рассыпанного на пахоте ячменя, прилепились хатки первого горного селения.

- Манява. Названия-то какие чудные! - усмехнулся он.

- Доберемся до села, придется дневать нам, - сказал я ему.

- Пройдем еще немного, во-он дорога в лес.

Он был по-своему прав. По приказу мы должны пройти до рассвета еще километров десять.

- Не успеем. Эта дорога - на подъем.

- Ничего. Надо втянуться в горы, - упорствовал Горкунов.

Горы впереди были покрыты дымкой.

- Так бывает у нас на Вологде, когда горит лес. Только здесь дышать легче, веселее, - заметил, очевидно, о горном пейзаже шагавший рядом с нами Митя Черемушкин.

- Погоди веселиться, наплачешься, - откликнулся Журов. Он из пограничников. Война застала его на венгерской границе в Карпатах.

Но Черемушкин не слушал Журова.

- Интересно, как тут зазвучат пулеметные очереди и взрывы гранат или минометные налеты?

- Еще наслушаешься, - в такт шагу ответил Журов.

Тут я вспомнил, что никто лучше Черемушкина не умеет по звуку определить систему оружия, направление стрельбы, а по количеству патронов и ритму очереди он угадывал, кто стреляет - немец или партизан. Мечтательные замечания Мити, оказывается, имели профессиональную окраску.

- Эх, черт... "Стрекоза"! - с досадой сказал Журов.

Мы придержали коней. Воздушный разведчик, заваливаясь на крыло, проходил вдоль колонны. Он то снижался, то набирал высоту. Я крикнул Горкунову:

- Федя! Надо размещать колонну.

- Чепуха! Вперед! Рысью - в горы! - глаза у него заблестели.

Я знал этот блеск и не любил его. Беспредельно смелый помначшатаба обладал одним крупным недостатком. Он не понимал разницы между риском солдата и командира. Личная отвага, безусловно, хорошее качество для партизана. Когда ты рискуешь собственной жизнью за других, это всегда привлекает к тебе людей на войне. Но легкомысленно рисковать чужими жизнями - совсем другое дело. За это я не одобрял Бережного, спавшего на марше.

Подъезжая к Маняве, я снова посоветовал Горкунову:

- Давай размещать отряд, Федя. Село удобное.

- Никаких размещений. Приказ! В горы - и точка! Колонна, за мной! Рысью! - И голова колонны протрусила по кривой улице Манявы. Разведчики, высланные Горкуновым, уже нашли проводника. Но старый гуцул с топорцем в крепких, мозолистых руках на все наши расспросы отвечал одно и то же:

- Дороги в горы нема. Таких дорог, чтобы войско прошло, нема. Ниц!

- Не может быть, - сказал Горкунов. - Скот в горы гоняете?

Старик снял шапку.

- То не дороги, а стежки. А для войска дорог нема. Каноны [пушки] не пройдут. - Старый гуцул смотрел на нас из-под лохматых бровей, недоверчиво и хитровато. - Дороги в горы ниц нема, - твердил он.