Люди с чистой совестью

Как-то ночью Швайка прибежал в лес и сообщил Матющенке, что завтра в 9 часов утра районная жандармерия приедет забирать его. Матющенко слушал его молча. На подпольном языке это называется "провал". В таком случае провалившегося подпольщика надо забирать к себе в отряд. Но в селе оставалась семья Швайки. Как спасти ее? Старика отца, детей и беременную жену Швайки брать в отряд было нельзя. А даже если и возьмешь, фашисты отомстят более дальним родичам, а то и всему селу. И тут два хитрых украинца придумали такую штуку. Немцы приехали в 9 часов утра, а за три часа до их приезда к Швайке, преспокойно "спавшему" всю ночь дома, ворвались партизаны. В хате были выбиты все окна, в черепки превращена посуда, распороты подушки и пух из них выпущен на улицу. Тихонько, извиняясь, сам Матющенко насажал старику отцу Швайки - фонарей под глазами. Затем Швайку связали, с угрозами повели через все село в лес "на расстрел".

Приехавший через час немец-комендант клюнул на партизанскую удочку: он велел арестовать доносчика-полицая, а "пострадавшему" Швайкину отцу немцы приказали выстроить новую хату. И вот сейчас Швайка попал в плен к немцам...

6

Через два дня начался второй прочес, а еще через день - третий.

- Вот этот третий уж совсем не входит в наши расчеты, - ворчал Вася Войцехович, выводя через буреломы по азимуту отряд к спасительному кустарнику под Станислав.

- Кажется, можно було б немцам остановиться и на двух, - подхватил комиссар Мыкола.

- Тем более, что если жив Ковпак, то он уже успел проскочить, поделился я сокровенной мыслью со своим "штабом".

- Проскочил дед. Надо и нам сматывать удочки, - сразу уточнил наши мысли Усач.

- А может быть, и окопался где-нибудь в горах? - охладил его пыл комиссар Мыкола.

Усач замолчал.

Мы подошли к спасительному кустарнику на рассвете.

- Третья облава совсем нам ни к чему, - ворчали командиры.

Хлопцы, видно, всерьез начали привыкать к тому, что немцы действуют по нашему заказу. Ползком, на животе, продираясь сквозь кустарник, приблизился радист Соколов. Он протянул мне бумажку.

- Большая земля обещала самолеты. И один самолет вылетал к нам как раз в ту ночь, когда Матющенко напросился на засаду, - доложил он хриплым шепотом.

- Но мы же не могли принять его, Коленька! - словно оправдываясь перед радистом, сказал начштаба Вася.

- Да. Трудное дело сейчас принять самолет! В таком положении... опять намекнул на выход из Черного леса Усач.

С гор, из-под Ланчина, вернулась разведка Володи Лапина. Где-то в душе у каждого из нас все еще теплилась надежда: жив комиссар Руднев. Володя Лапин раздул эту искру. Дня четыре-пять назад через Ланчин, почти по нашему маршруту, проходила группа в десять-пятнадцать человек. Жители рассказывали, что эти люди несли на носилках раненого командира. Командир был усатый, в армейской форме, при орденах.

- Черные усы, ей-богу! - бил себя кулаком в грудь Лапин.

- А как же они ночью видели - черные усы или нет? - спросил я у Лапина.

- Это-то обстоятельство и вызывает у меня сомнение, - шепнул мне начштаба Вася.

Рядовые бойцы в отряде не хотели верить, что комиссар погиб. Мне припомнились рассказы ветеранов отряда о том, как зимой 1941/42 года раненного в горло Семена Васильевича перевозили в Брянские леса. На ухабах, поворотах бойцы подхватывали сани на руки и переносили их вместе с раненым через опасное место.

- Эх, найти бы хоть ниточку, след, а уж мы бы его вынесли! сокрушались в ротах.

Лапин принес из Ланчина письмо от Кости Стрелюка, адресованное всем нам. Костя поправился и ушел с группой наших партизан всего за два дня до прихода Лапина. С кем? С Ковпаком? Или с комиссаром? В письме об этом не было ни слова. Но все же на душе полегчало. Вспомнилась ночь, когда мы шли "умереть на ровном месте", и мягкий, ласковый голос гуцулки со странной фамилией Иваночко, уговаривающей мужа ничего не брать с нас за спасение раненого. И стало легко на душе. В такие трудные дни особенно важно знать и чувствовать поддержку народа.

Спасибо тебе, гуцулка Иваночко!

Вернулась разведка из глубинных кварталов и диких урочищ Черного леса. Вася мотал головой, как добрый конь, которого замучили слепни.

- Видимо, в третий раз нам так легко от немца не отвязаться, доложил он нам разведсводку.

- Из агентуры доктора Циммера кто-нибудь работал двойником, уверенно сказал Мыкола Москаленко.

- И это может быть. А скорее, просто за первые два прочеса Кригер изучил наши повадки, - успокаивал я подозрительного Мыколу.

- Хоть так - хоть этак, а в Черном лесу расположилось лагерем несколько батальонов. - Вася показал на карту с нанесенной дислокацией врага. - По всему видать, это уже не облава. Вот тут батальон, вот две роты. Снова - батальон.

- Это длительная блокада, Вася! - сказал я Войцеховичу. - Берут за глотку мертвой хваткой.

- Надо уходить! - заключил начштаба свой "доклад-справку".

- Ну что ж, на выход, так на выход, - что-то очень уж быстро согласился комиссар Мыкола.

Мы совещались в кустарнике. Невдалеке перекресток дорог был занят ротой немцев. В хате лесника сейчас у немцев был узел связи и управления.