берегов последние следы фашистской падали. Весна придет,
наша весна...
Предвестники нашей весны протаптывают партизанские тропы
по первому снегу Полесья.
Нина, милый семнадцатилетний автоматчик, и Аня, дорогая,
незнакомая мне москвичка Аня, погибшая в бою на станции
Демехи. Погиб светлый человек, смертью своей бросивший вызов
врагу и своей преждевременной гибелью доказавший бессмертие
нашего дела. Не знал, не видел я ее живой, но предсмертный
возглас, вырвавшийся из ее груди, не забуду никогда. Много
ночей впереди, боевых и мирных ночей, и, может, каждую такую
ночь под звездами будет звучать "А-а-х..." и мягкое падение
тела на мерзлую землю. А вечером выпал первый снег, он
покрыл саваном землю и тело девушки, отдавшей свою жизнь за
Родину. И автоматчица Нина, смелая и озорная, всегда с
засунутыми по-мальчишески глубоко в карманы руками, воюющая
так же по-мальчишески озорно. Когда ей не дали автомат, она
заревела и выплакала-таки себе оружие. Сегодня разговорились
на ходу в колонне. Отец погиб в плену, в хуторе
Михайловском: его сожгли фашисты, а дочь пошла мстить за
отца. Училась при немцах в школе. Дважды вызывали в полицию
и жандармерию. Усатый гитлеровец с глазами барана через
переводчика объяснял ей прелести кухонной перспективы,
обещанной ей фюрером, а девушка, придя к партизанам,
выплакала себе автомат и пошла в бой. Трудно в семнадцать
лет убивать людей... Глаза первого немца, убитого
собственной рукой, снились ей две недели. Но надо убивать
врагов, и она это делает.
Слава вам, наши девчата!"
15
Еще во время стоянки в Брянских лесах, возле "партизанской столицы" Ковпака Старой Гуты, я познакомился с семейным бытом этого своеобразного отряда.
Привлекало внимание большое количество детворы в лагере. Как-то не вязалось это с легендами о непобедимости отряда и с вещественными доказательствами боев. Трофейные немецкие и мадьярские минометы, пулеметы и автоматы, румынские баклажки и плащ-палатки, сигары и браслетки с часами, раненые бойцы с окровавленными повязками и вдруг дети: сосущие, ползающие, шныряющие и гарцующие на конях...
В дни моего прибытия в отряд началась эвакуация партизанских семей на Большую землю. Первая эвакуация. До этого большинство из этих потомственных партизан провели в отряде более полугода. А некоторые и родились в нем. Позже я узнал их судьбы.
А понял только в рейде.
Осенью-зимой 1941 года партизаны Ковпака шли в отряд без семей. Кто был в состоянии эвакуировать своих родных - зная, на что он идет, сразу сделал это. Но у большинства партизан родные оставались в оккупированных селах.
Первые активные действия отряда всполошили гитлеровцев. Стала работать немецкая контрразведка. Бесилось гестапо. И если вначале еще удавалось скрыть от врага наиболее активных участников отряда, его командиров, то уже зимой 1941/42 года они стали ему известны. Отряд беспрерывно рейдировал. На стоянки становились в селах, и скрываться от населения уже не было смысла. Наоборот. Отряд креп, окрепли его связи с народом. Но в семье не без урода. Подчас найдется человек болтливый, а то и злой. Бывало, что имена партизан пытками, угрозами, хитростью выуживались врагом. Особенно подличали полицаи.
Немало невинных жен партизанских, отцов и матерей погибло в эти дни на виселицах, в оврагах, в тюрьмах. Ох, как мстили врагу за свои семьи партизаны. Как мстили! Они первые бросались в атаку и последними уходили из боя. По настоянию партизан, у которых погибли родные, были взяты в отряд семьи, еще не захваченные врагом. В их числе и семья комиссара Руднева: жена Доминикия Даниловна и девятилетний сынишка Юрка. Старший Радий, или Радик, как его звали в отряде, ушел в партизаны вместе с отцом. Радика знали и любили все в отряде, но особенная, трогательная и суровая, простая и нежная дружба была у него с Ковпаком.
Немцы должны были в эту ночь схватить его мать и братишку. Семнадцатилетний Радик с двумя друзьями-разведчиками проскочил через вражеские пикеты и вывез их в отряд.
С завистью смотрел Юрка на брата в ту зимнюю ночь.
Радик на рысях гнал по полю санки. Дулом назад глядел самый настоящий пулемет. Пулеметчик просил мальчика сесть на его широко расставленные ноги, чтобы не выпасть из саней. Сани скользили тихо, лишь фыркали кони. В окрестных деревнях в небо взлетали ракеты, да изредка прорезали поле трассы пулеметных очередей. После трассы проходило несколько секунд, и затем доносилось татаканье пулемета. Юрка считал. Он знал: каждый счет до четырех означает километр расстояния. Радик вез быстро и ловко. Счет был восемь, шесть и ни разу не было меньше четырех... Юрка, важно усевшись верхом на сапог пулеметчика, ободрял мать:
- Проскочим. Как пить дать - проскочим!
И они проскочили.