— Вот-вот! Неужели в Сент-Джонсе медсестры и доктора перевелись? Ну почему, господи, не приехать сюда, не поработать? Нет, не желают! А ведь в Балине никогда даже зубного врача не было, ни единого. И состариться не успеешь, как все зубы выпадут…
— Ну, а почтенный Уэй? Он ведь с Ньюфаундленда родом. Из Отрады Сердца. Ведь он не такой!
Хорошо, пусть! Так он же единственный! — не унимался Фарли. — А у нас в стране священников пруд пруди; единственное, чего избыток. Хоть на экспорт их пускай!
Нэнси внимательно и серьезно прислушивалась к разговору взрослых. Потом сказала:
— Вот вырасту, сразу стану и доктором, и медицинской сестричкой, буду всех вылечивать!
— Солнышко ты мое! И доктором, и сестричкой? Вот умница! Вот славно-то будет! — подхватила Айрис, подмигивая мне.
В отличие от старшей, Миген, которая уже держалась словно наследница престола, пятилетняя Нэнси была девочка тихая, застенчивая. Любила оставаться одна, рисовала, читала, одна играла в куклы. Но больше всего ей нравилось гулять вместе с Айрис. Та, тоже младшая в семье, отлично ладила с девочкой.
На сладкое мы съели печенье, коробку которого захватила с собой Айрис. Потом побрели вдоль берега обратно, и мне ужасно захотелось сбросить зимние сапоги и теплые носки, чтоб ступать босыми ногами по песку, чувствуя, как струятся между пальцами прохладные песчинки. И хоть сапог я, разумеется, не сняла, но должна признаться, что и в зимний день песчаный берег может быть таким же чарующим, как летом.
Шагая по той же самой тропинке назад через ельник и болотце, мы увидели, как к нам по другой, ведущей в глубь острова, на север, приближается мужчина с мальчиком. Они поравнялись с нами, и мы узнали Гарлэнда Пойнтинга, этого загадочного человека, и его сынишку Гэрольда. Похоже, эта встреча их не особенно обрадовала. Отец с сыном возвращались с охоты, а охотиться в это время года запрещалось.
— С погодкой вас, — буркнул Гарлэнд.
В угрюмом взгляде его молчаливого сынишки мелькнула легкая тень доброжелательности. Отец и сын были в старых теплых куртках, вытертых штанах и грязных резиновых сапогах, судя по всему дырявых. Кого ни встретишь из Пойнтингов, так и хочется подкинуть лишнюю одежонку. Но сегодня, судя по мешку, добыча Гарлэнда сулила семейству добрый обед, и не на один день.
Обогнав нас, Пойнтинги зашагали вперед, и когда отошли на почтительное расстояние, Айрис, придвинувшись к нам, чтоб те не услышали, с неодобрением произнесла:
— Ну что за народ! Их малютка, бедняжка, у нас в больнице. Воспаление легких. Годик всего! Сейчас, правда, дело пошло на поправку, но у меня просто не хватает духу вернуть ребеночка такой матери. У той уж и еще один на подходе, — Айрис недовольно фыркнула.
— Как они у нее только выживают! — воскликнула я.
— Вот-вот! Но с этой особой говорить бесполезно. Добрых советов она и слушать не желает. Слава богу, таких, как она, в поселке не так уж много. Почти все местные и лекарства принимают, и не едят что попало, ничего не скажешь! Мало того, — усмехнулась Айрис, — еще и собственными средствами лечатся! Является ко мне однажды старушка, божий одуванчик, со своей внучкой, а у девчонки шнурок вокруг шеи, а на нем мешочек, набитый волосами.
— Волосами? Чьими волосами? — изумился Фарли.
— Да уж, верно, знахарки какой-нибудь, для которой и бога нету! — отозвалась Айрис.
— От чего же это должно вылечивать?
— От астмы.
— И что же, вылечивает? — спросила я.
— Господь с вами! — засмеялась Айрис. — Правда, ей, бедняжке, и наше леченье не очень-то помогает. Как тут их осудишь, ведь им очень хочется одолеть недуг!
Пойнтинги никакими медицинскими средствами не пользовались — ни современными, ни знахарскими, существовавшими испокон веков. Никаких патентованных лекарств они не признавали и даже не стремились найти им какую-нибудь замену. И старые обычаи забыли, не собирали ягод, не сушили их впрок. Но все же охотиться Гарлэнд не бросал; легче всего ему казалось мясо продать, а на вырученные деньги купить что-нибудь в лавке. Скажем, леденцов в ярком пакетике. Уж лет десять Гарлэнд с Рози еле-еле сводили концы с концами, но жизнь так и не отучила их от детской беспечности.
Когда Мы вернулись домой, я обнаружила на кухонном столе сложенный вдвое бумажный листочек. Оказалось, это стишок Дороти. Никак не могу привыкнуть: если тут говорят «вечерком зайду», в переводе на наш язык это означает — после полудня.
Вот какое стихотворение, аккуратно выведенное рукой Дороти, я прочла:
9