Люди с Луны

В течение семидесяти пяти лет не было сделано ни одного паровоза, а те немногие, что еще оставались, пришли в полную негодность. Двадцать Четыре пытались задержать неотвратимое тем, что использовали поезда исключительно для своих нужд: для переброски войск и официальных поездок. Но недалеко было время, когда железные дороги перестанут существовать — навсегда. Однако для меня все это не имела смысла, так как я никогда в жизни не ездил на поезде, да и никогда не видел ни одного. Только заржавевшие среди развалин тут и там. Но мои родители с ужасом воспринимали гибель железной дороги — ведь это было единственная уцелевшая связь с прошлой цивилизацией. И теперь она рушилась. Оставалось только варварство.

Самолеты, автомобили, корабли, телефоны — все это исчезло до того, как родились мои родители. Но родители моих родителей еще пользовались этими благами цивилизации. Телеграф действовал еще и сейчас, хотя оставалось совсем немного линий, соединяющих Вашингтон с западным побережьем. К западу от нас не было ни железных дорог, ни телеграфа. Когда мне было десять лет я видел человека, прискакавшего на лошади из Тевиоса Миссури. Он выехал с сорока спутниками, чтобы доехать до востока и посмотреть, что же произошло в стране за пятьдесят лет. Но во время пути бандиты и Каш Гвард перебили всех. Остался он один.

Я затаив дыхание, стараясь не пропустить ни слова, слушал рассказ этого человека о трудном и опасном путешествии. И потом много недель после этого я рисовал в своем воображении героические приключения, которые происходили со мной во время путешествия на таинственный запад. Этот человек много рассказывал нам о своей родине. Он говорил, что земля там богаче, что там и люди живут лучше, чем здесь. Поэтому он не захотел оставаться у нас и решил вернуться домой, даже рискнул вновь столкнуться со смертельными опасностями.

Вскоре наступила весна и я с вожделением смотрел на реку, предвкушая удовольствие первого купания. С окон нашего дома уже были сняты овечьи шкуры и солнце весело бродило по трем нашим комнатам.

— Плохие времена настали, Элизабет, — сказал отец. — Раньше тоже не было ничего хорошего, но с тех пор, как Джамадаром стала эта свинья…

— Тише, — прошептала мать, показывая на открытое окно.

Отец замолчал, прислушался. Мы услышали чьи-то шаги и в дверном проеме появилась тень человека. Отец вздохнул с облегчением.

— А! — воскликнул он. — Это же наш добрый брат Иохансен. Входи, брат Пит, и расскажи нам новости.

— О, новости есть! — воскликнул пришелец. — Вместо старого коменданта назначен новый по имени Ортис, он из приближенных самого Ярта. Что ты думаешь по этому поводу?

Брат Пит стоял между отцом и матерью, спиной к последней, так что он не мог видеть, как мать отчаянно замигала отцу, предостерегая его от лишней болтовни. Я видел, как отец нахмурился, видимо ему не понравилось предостережение матери, и когда он заговорил, слова его были именно такими, какими должны были быть у человека, пострадавшего за болтовню.

— Как я могу думать о том, что делают Двадцать Четыре?

— Я тоже не могу обсуждать их действия, — быстро ответил Иохансен, — но между нами ведь мы можем высказаться открыто и облегчить душу, а?

Отец пожал плечами, отвернулся. Я видел, что он весь кипит от желания облегчить душу ругательством на тех дегенеративных тупых животных, которые уже целое столетие правили землей. Он в детстве еще слышал рассказы о торжестве цивилизации, о счастливой жизни, о том, как и когда все это было утрачено.

Мои родители пытались зажечь во мне искру угасшей культуры в жалкой надежде, что когда-нибудь придет день, когда мир выкарабкается из вонючей слизи невежества, куда его столкнули Калькары, и эта искра вспыхнет ярким пламенем.

— Брат Пит, — сказал наконец отец. — Я должен идти к сборщику налогов и отнести ему три овцы. — Он старался говорить спокойно, хотя это было нелегко для него. Горечь и досада слишком явно звучали в его голосе.

— Да, да, — сказал Пит. — Я слышал об этом деле. Новый сборщик смеялся над тобой у Гофмейера. Он считает, что это очень удачная шутка и собирается продолжить ее.

— О, нет! — воскликнула мать. — Он не сделает этого.

Пит пожал плечами.

— Может он просто шутит? Эти Калькары большие шутники.

— Да, — Сказал отец. — Они большие шутники. Но когда-нибудь и я сыграю с ними шутку. — И он зашагал к стойлу.

Мать встревоженно посмотрела ему вслед, а затем перевела взгляд на Пита, который вышел за отцом.

Мы с отцом повели овец сборщику. Это оказался маленький человечек с копной рыжих волос, тонким носом и двумя близко посаженными газами, его звали Сур. Как только он увидел отца, злоба перекосила его лицо.

— Как твое имя, человек? — спросил он надменно.

— Юлиан Восьмой, — ответил отец. — Вот три овцы — налог за месяц.

— Как ты назвал себя? — рявкнул Сур.

— Юлиан Восьмой, — повторил отец.

— Юлиан Восьмой! — заревел Сур. Я полагаю ты слишком интеллигентен, чтобы быть братом такому, как я?

— Брат Юлиан Восьмой, — угрюмо повторил отец.

Загнав овец, мы направились домой, но тут снова услышали голос Сура.

— Ну?