Люди с платформы №5

— Неужели не понятно, что как раз поэтому я и не хотел тебе говорить? Думаешь, мне было легко смириться с увольнением? Я проработал в банке пятнадцать лет. Я буквально греб деньги для них лопатой, увеличивая банковские активы; ради работы я жертвовал вечерами и выходными днями, отменял отпуска. А меня попросту вышвырнули за ненадобностью. Мне вручили картонную коробку и дали пять минут, чтобы освободить стол от личных вещей. Рядом стояли двое охранников. Потом они проводили меня к выходу и отобрали пропуск.

Пирс болезненно поморщился, вспоминая тот день и унижение, которому он подвергся. Охранники вели его через операционный зал биржи. Такое уже случалось со множеством мужчин и с некоторыми женщинами. Он и сам это видел не раз. Кое-кто из коллег, считавших себя неуязвимыми, язвительно скандировал ему вслед: «Мидас! Мидас!» Более опытные трейдеры смотрели в экраны мониторов, думая: «Если бы не милость Божья, я был бы сейчас на его месте». Очень немногие (если таковые вообще существовали) дорабатывали до пенсии, не совершив этот «путь позора».

— И что ты сделал с коробкой? — спросила Кандида, слегка улыбнувшись.

Улыбка была крошечной трещиной в ее броне.

— Выбросил все на ближайшей помойке, — ответил он.

— И даже мою фотографию, которая стояла у тебя на рабочем столе?

— У меня на столе не было твоей фотографии, — возразил Пирс, не успев включить внутреннего цензора.

Но в общей картине случившегося эта маленькая оплошность едва ли могла хоть что-то изменить.

— И где же ты проводил время? Чем занимался?

Вот он — неизбежный вопрос, выводящий их беседу на совершенно новый уровень откровений. Для Пирса это было сродни прыжку в пропасть. Он набрал побольше воздуха и стал рассказывать:

— Я часами просиживал в кафе и библиотеках, занимаясь поисками работы. Используя старые связи, прошел пару собеседований. Но это оказалось пустой формальностью и не дало никаких результатов. — Пирс сделал паузу, вертя перстень на мизинце, а затем добавил: — И еще я играл на бирже.

— Играл на бирже? — переспросила Кандида. — В смысле, занимался сделками с вложениями собственного капитала?

Он кивнул:

— Я подумал: я столько лет зарабатывал деньги для своих клиентов, так почему бы не сделать то же самое для себя? Для нас.

— И что это за капитал? — сощурилась жена.

— Деньги, выплаченные мне в качестве компенсации.

— Ну и каковы успехи? — спросила она таким тоном, словно уже знала ответ.

— Пока не блестящие, — признался Пирс. — Я понял, что сознанию нужно перестроиться. Оказалось, играть с чужими деньгами проще, чем рисковать своими. Требуется время, чтобы приспособиться.

— И пока ты приспосабливался, — Кандида медленно и тщательно выговаривала каждый слог, — сколько денег, полученных в качестве компенсации, — наших денег — ты успел потерять?

— Около двух третей, — ответил Пирс, хотя знал точную цифру: семьдесят один процент. Но думать об этом сейчас не хотелось. Сама мысль вызывала знакомую волну тошноты. — Ты не беспокойся, пожалуйста. Эти деньги вовсе не потеряны. Я их непременно верну. Просто у меня была затяжная полоса неудач. Но теперь все изменилось. Я знаю, так оно и есть.

— А ты знаешь, что говоришь сейчас как заурядный игрок? Ты со своими так называемыми биржевыми операциями ничем не отличаешься от человека, который просаживает семейные деньги на скачках или в игровых автоматах. Есть ли принципиальная разница между бродягой на скамейке в парке, глотающим денатурат, и «ценителем вин», который за обедом в «Плюще» выпивает три бутылки «Шато-Лафит»? То-то и оно! Пора остановиться.

— Кандида, но я не могу остановиться. Вначале я должен восполнить потери, — сказал Пирс.

— И сколько времени ты уже утешаешься этой сказкой? — Ответа не требовалось. Она и так знала. — До сих пор у тебя ничего не получилось. Все стало только хуже.

— Кандида, но сейчас слишком поздно поворачивать назад.

— Наоборот, Пирс, сейчас самое время повернуть назад, пока еще не слишком поздно.

Пирс плюхнулся в кресло и обхватил голову руками. Он почувствовал, что невидимый ремень, который до сих пор удерживал его, не давая развалиться на куски и который все эти месяцы затягивался все туже, вдруг треснул. Пирс заплакал. Впервые после того отвратительного январского дня, впервые после того, как он сбросил свою старую кожу и превратился в нового, неуязвимого Пирса. Ему было не остановиться, и он не знал, когда это прекратится.

Пирс не сразу понял, где находится. Утренний свет падал под другим утлом, чем обычно. Он протянул руку, пошарил рядом, но наткнулся лишь на холодную пустоту. И тогда он вспомнил. Он лежал в гостевой комнате. Следом в памяти явились события минувшего дня.

Должно быть, пока он спал, вчерашние слова Кандиды успели прорасти в сознании и пустить корни, ибо сегодня он вдруг с пугающей ясностью увидел свое положение. А ведь жена была права. Он не более чем игрок в рулетку, проигрывающий раз за разом, упорствующий в безнадежной игре и отказывающийся покидать стол до тех пор, пока в казино не начнут гасить свет.

Наконец-то его игра завершилась.