Наконец Эмми завершила разговор и повернулась к попутчикам.
— Что ж, это все объясняет, — произнесла она, отчего предчувствие беды стало совсем уж невыносимым.
Примерно такую атмосферу нагнетали судьи в телевизионном конкурсе «Танцы со звездами», который Пирс смотрел исключительно по настоянию Кандиды. Ну и еще потому, что некоторые танцовщицы были очень горячими.
— Что случилось? — хором спросили все.
— Почти три недели назад Айона уволилась из журнала, — сообщила Эмми.
— Но она же очень любила свою работу, — возразил Пирс. — Бессмыслица какая-то получается.
— По словам Физз, главный редактор позвал Айону на разговор. Дверь кабинета он намеренно оставил открытой, чтобы публично ее унизить. И объявил, что теперь она будет вести свою колонку вместе с двадцатидвухлетним чмошником… это выражение Физз, а не мое… по имени Декс. По словам редактора, этот парень «сумеет встряхнуть болото и насильно заставит ее переместиться в двадцать первый век».
— Чую, разговор Айоны с ее боссом добром не закончился, — заметил Пирс.
— Вы угадали. Айона сперва обозвала его сучарой, но затем сказала примерно следующее: «Нет, пожалуй, я беру это слово назад. Ни к чему обижать бедных собак. Многие суки намного умнее и обаятельнее вас, даже не идут ни в какое сравнение. А вы просто хрен моржовый!» После этого Айона заявила, что ноги ее больше здесь не будет, и уволилась. Следом ушла и Физз, поскольку она согласилась работать в журнале только из любви и уважения к Айоне.
В вагоне обычно бывало тихо. Исключение составляли пассажиры за столиком Айоны. Но сейчас повсюду воцарилась полная тишина. Никто не шелестел газетами, не кашлял. Из наушников не доносилось дребезжание музыки. Казалось, весь вагон слушал историю Айоны.
— Ну и дела, — пробормотал Санджей. — Но у Физз наверняка есть ее номер телефона.
— Айоне пришлось сдать мобильник, поскольку это был служебный телефон, — сказала Эмми. — Физз пыталась узнать ее домашний номер через отдел кадров, но там сослались на защиту персональных данных.
— Черт бы побрал эти дурацкие правила! — воскликнул Пирс.
— Напрасно вы так. Правила были введены по вполне очевидным причинам, — заметил ему Дэвид.
— И что нам теперь делать? — спросила Марта.
— Начать с того, о чем нам
— Вы отлично придумали, Пол, — одобрил Пирс.
— Дэвид, — вежливо поправил его собеседник.
«Ну почему я постоянно забываю его имя? — мысленно отругал себя Пирс. — Неужели так трудно запомнить: Дэвид». Однако имя упорно ускользало из его памяти, словно та была намазана растительным маслом.
Желая загладить перед Дэвидом свою оплошность, он предложил:
— Я могу найти в Интернете фотографии Айоны и распечатать. Хотя большинство их наверняка будут из прошлого века. И тем не менее мы сможем показывать людям снимки, как это делают в выпусках «Глухого дела»[13].
— Надо заглянуть на сайт Королевской шекспировской труппы, — предложила Эмми. — Возможно, у них есть архивное фото.
Пирс оглядел попутчиков. Их колесо лишилось оси, но спицы не выпали, а продолжали крутиться, и отнюдь не на холостом ходу. Ему стало радостно От мысли, что он является одной из этих спиц.
АЙОНА
Если в лесу падает дерево и рядом никого нет, производит ли оно звук при падении? Если у человека нет работы и источника доходов, представляет ли такой человек хоть какую-то ценность?
Айона ясно ощущала свою никчемность. Неужели на этом все? Неужели наступил конец ее творческой жизни? Чем она заполнит еще тридцать лет жизни биологической? Наденет клетчатую пижаму, будет валяться на диване и смотреть бесконечные сериалы? Начнет подглядывать за соседями и попивать херес из чайной чашки?
Было время, когда от перспективы трехнедельного отпуска у нее бы просто слюнки потекли. Можно вдоволь поваляться в постели, почитать романы, куда-нибудь съездить и побаловать себя. Но когда трехнедельный отпуск без конца продлевается, это уже совсем иная перспектива. Жизнь становится пресной и блеклой. Нескончаемо тягучей. Бессмысленной.
Айона пыталась установить себе некоторое подобие распорядка дня: завтрак в восемь утра, в половине девятого — выгуливай не Лулу, в десять — Джейн Фонда, в четыре — чай с Би, а потом — телевикторина с неподражаемым Ричардом Османом и так далее. Но подобное однообразие уже отвратительно действовало на нее. Как она будет себя чувствовать через три месяца? Три года? Три десятилетия?