Люди. Сборник рассказов

Она начала петь. Это были очень искренние, точные, отчасти наивные и безумно красивые песни. Особенно в ее исполнении. Она, как Кристина Соловей или Земфира, только Маруся. Только совсем другая. Она мягко и легко меняла аккорды. Ее тонкие нежные пальцы крепко зажимали толстые железные струны. У нее тонкая изящная шея и маленькие женские плечи. Во время пения она ловила наши взгляды. Когда она посмотрела на меня, я будто оказался в свободном падении. Я никогда не прыгал с парашютом, но уверен, что парашютисты чувствуют такую же легкость и свободу. У нее такие большие глаза. Кажется, голубые. Я не помню, там был полумрак. И волосы такие густые темно-коричневые. Кажется, она шатенка. И голос. Высокий и звонкий. Красивый и чувственный. Как будто она своей маленькой рукой касается твоей щеки. Перед каждой песней Маруся рассказывала, почему она написала ее или что она означает. Перед исполнением одной из них она посмотрела на гитару и задумалась.

– Был один мальчик. Он слышал эту песню и попросил меня еще раз ее исполнить. Он сказал: «просто, когда ты поешь свои песни, мне кажется, что меня так тоже кто-то может любить»… Вот… так… – и она стала петь.

А следующую песню она начала с истории.

– Я как-то гуляла с мальчиком, а в кармане 21 гривна всего!

– Надо уточнить, что это 21 гривна в Киеве, а не в Одессе, это две большие разницы, – добавила Саша.

– Да! И холодно, зима… И я намекаю мальчику, что… ну! Надо зайти в какое-то кафе! И мы зашли. Он что-то сам заказывает, я не посмотрела, проходит какое-то время, и он наклоняется ко мне очень близко… ну, понимаете, совсем близко… и я уже… думаю… Ну вот! А он мне говорит: «одолжи 20 гривен!».

Все ойкнули и посмеялись.

– И вы еще виделись? – спросил я.

– А! Нет. Больше никогда.

И мы все снова посмеялись.

– Но, вы знаете, как судьба распоряжается?! Через пару дней мне позвонили и пригласили сняться в эпизоде в сериале. Заплатили хорошо за смену!

– Вы знаете, мой отец же понравился моей маме, когда сыграл на гитаре, – заглушила актриса струны после очередной песни. – Она рассказывала, что они познакомились на чужой свадьбе. Она была старше, уже работала, жила в Одессе, а он студент. Был в белых носках…

И я посмотрел на свои носки. На мне были черные.

– Так вот, он сыграл какую-то песню… И мама с ним продолжила общаться… Потом они поженились…

Я не помню всех песен. Помню, что все они были спеты о событиях, которые я воспринял как трагедии. Представьте, что кто-то залез вам в душу и стал там сначала резать ножом, а потом целовать, а потом снова резать, а потом снова целовать. Представьте крепкие объятия. Настолько крепкие, что вам одновременно и больно и очень-очень приятно. Представьте, что вы падаете с самого высокого небоскреба без парашюта, а вдали виднеется рассвет и солнце такое большое и широкое по краям. И красное-красное, как кровь. И очень красивое. Представьте, что вы едите самое вкусное в мире блюдо, но при этом жара плюс 50. Представьте, что находитесь рядом с самым любимым человеком последний час, а завтра он навсегда уедет. Представьте, что вы самый богатый в мире, но вы один на Земле. Представьте, что умираете счастливым. Вот это ее песни. Их сотая часть. Мне очень нравилось, как она улыбалась. Как будто мы первые и последние, кто это услышит. После каждой песни и наших аплодисментов она собирала ладони, кланялась нам и говорила «спасибо». Хотя выглядело это очень нелепо, потому что спасибо должны были говорить ей мы. И мы говорили.

Она из Херсонской области. Из простой семьи. В ее семье говорят на суржике. Впрочем, как и в моей. Эльмира часто упоминала фразу «артистка Чуприненко». Маруся так подписывает свои фото и видео в социальных сетях. Шла песня за песней, и ребята перестали хлопать. Я хотел, но мне казалось, что это будет не уместно, ведь тексты были очень… очень тонкие. Мой режиссер-педагог после одного прекрасного спектакля сказал: «Вы видели, что происходило на сцене. Они не играли. Они жили! И как в конце зрители замялись. Они же не стали все сразу хлопать в ладоши, но как бы должны поаплодировать хорошей работе. Да! Но как можно аплодировать тому, что прожито! Мы же не хлопаем, когда мать приходит с работы уставшая и готовит до двенадцати ночи, чтоб детям было, что завтра поесть! Потому что это жизнь! Но на спектакле были актеры! И они ждут! Ждут аплодисментов! А им не аплодируют сразу! Потому что они жили!». Ребята, наверное, почувствовали то же. И вот… Маруся спела, но уже никто не хлопал. Я даже немного отвернулся и стал думать о другом, а Эльмира посмеивалась в нашу сторону.

– Тише, девочки, не плачьте!

Главный вопрос, который сводил и будет сводить с ума «зачем я туда приперся?!», «зачем я это услышал?!».

Саша включила свет, и Маруся крикнула ей на кухню.

– Я же торт вам привезла! Из Киева!

– Да-да! – ответила она. – Сейчас разрежем.