Люди Сербской Церкви

– Что, например?

– Если нужно было отслужить молебен там, где когда-то стояла церковь, требовали получить разрешение. Огромное давление оказывалось на молодежь, на детей, преподавать Закон Божий стало невозможно. Тогда мы собирали детей хотя бы в день святого Саввы, чтобы чтением детских стихов, пением песен отпраздновать этот день. Однако учителя угрожали родителям, что если дети будут посещать занятия по Закону Божьему, то их исключат из школы, хотя по закону не имели права исключать. Мучительное тяжелое время, которое продолжалось десятилетиями.

Затем я перешел в Баня-Лукскую епархию, в Мрконич-Град, и там служил полных двадцать лет. Я оказался среди очень благочестивого и доброго народа, который проявил большое мужество в исповедании веры. Мне, представьте, в то время на протяжении нескольких лет даже удавалось преподавать Закон Божий, у меня было больше ста двадцати учеников. А как это случилось? Я обратился к родителям и сказал: «Приводите детей на занятия, неправду говорят отдельные учителя, будто детей исключат из школы. Не имеют права исключить по закону государства. Здесь обязательно восьмилетнее образование, и ученик не может быть исключен из-за посещения наших занятий». Многие меня послушали. А в то время на богослужения приходило большое количество верующих, много молодежи и детей, и, что было особенно прекрасно, очень многие причащались, так что, скажем, в первую неделю поста мы причащали народ в течение трех часов, нас было два священника. И можете представить, сколько народа может пройти один за другим за три часа. Народ понимал, что Святое Причастие – великая святыня, что оно необходимо каждому верующему человеку. Такое следовало запомнить и рассказывать в других краях, епархиях нашей страны, насколько народ там почитал святыни. Люди с радостью помогали Церкви материально, и мы церковь, разрушенную во время войны усташами, не просто восстановили, но оборудовали всем лучшим, что тогда было возможно достать: колокола, часы, покрыли медью крыши храма и дома причта. Там я оставался до 1986 года, когда вернулся в Белград, откуда я когда-то и отправился, и вот с 1986 года – здесь.

– А что вас привело в Белград?

– Дети выросли, пора было поступать на факультет, моя покойная супруга, об этом должен сказать, умерла очень рано, ей было пятьдесят лет. Она родилась в Белграде, и мы, и при всех прекрасных событиях в Мрконич-Граде, все же скучали по Белграду и хотели вернуться туда, откуда начали. Ее отец умер, но мать еще была жива, и это тоже явилось одной из причин, по которой мы вернулись.

Вот что еще может быть интересно – мать моей супруги была русская, а отец серб, ее девичья фамилия была Чупич. Людмила Александровна Тюренкова, моя теща, мать моей жены, родилась в 1919 году в семье царского офицера. Ее привезли двухлетним ребенком после революции из России. Она родилась там, если не ошибаюсь, в Новосибирске. Она была настоящая русская и, конечно, прекрасно говорила на родном языке. Я запомнил и ее маму – ее называли бабуся Екатерина. Она была из Петербурга. Отца тещи не знал, он умер до Второй мировой войны, царский офицер. Вот видите, и я через мою супругу оказался в близком родстве с русской семьей.

Хочу особенно подчеркнуть, что еще ребенком начал ходить в русскую церковь[34]. Да, первый раз я туда пришел в 1944 году, мне было тогда четырнадцать лет, и там я познакомился с Андрюшей – Андреем, сыном священника[35], профессора филологического факультета. И вот почти семьдесят лет мы друг друга знаем, мне было четырнадцать, ему одиннадцать. И позже, особенно когда стал студентом богословского факультета, регулярно ходил в русскую церковь, прислуживал как пономарь, или, как мы, сербы, говорим, чтец, и орарофорный чтец, орарофорный пономарь. Тогда настоятелем был Андрюшин отец, Виталий[36], удивительная матушка у него была Людмила. Я часто проводил время в их семье, немного выучил русский, узнал самое прекрасное и драгоценное, что русский человек может дать нам, сербам…

– А что это, что вы считаете самым драгоценным?