Люди Сербской Церкви

Архимандрит Йован (Радосавлевич) – профессор богословия, летописец, один из немногих ныне живущих учеников святого владыки Николая (Велимировича), его справедливо называют «живой историей монашества». В монастырь Жича пришел накануне Второй мировой войны (1938), видел, как эта великая святыня до основания была разрушена немецкими бомбами. Монашеский стаж отца Йована превышает семьдесят пять лет, он связан дружбой с семью ныне канонизированными святыми. Долго находился на Святой Горе, на горе Синай и в Иерусалиме, преподавал в монашеских и богословских школах в Призрене, Остроге, Крке. Автор более двадцати трудов, которые представляют собой своеобразную хронику современной истории Сербской Церкви, свидетель времени, свидетель трагических событий германской, болгарской, венгерской, итальянской, албанской оккупации и коммунистического режима. В Сербии сегодня не найти монаха, священника, которого не связывало бы с этим старцем воспоминание хотя бы о краткой встрече. И по причине возраста, но больше за сердечную доброту и открытость народ называет его не «отец Йован», а тепло и ласково «деда Йован». Направление нашего разговора он определил так: «Кто хочет критиковать, пусть критикует, времена сейчас такие, я же помню много хорошего и об этом буду говорить».

– Отче, вы так рано пришли в монастырь, расскажите, как это произошло.

– Начало моего пути связано с владыкой Николаем[4], мы родом из одного села Лелич, что под Валево. По народному преданию, наши семьи состоят в родстве, это две ветви от двух братьев, которые когда-то там поселились, их потомки – Велимировичи и Радосавлевичи. Владыка Николай хотел, чтобы кто-то из нашего края пришел в монастырь, расспрашивал, узнавал, есть ли кандидаты, а я, тогда десятилетний ребенок, учился в начальной школе. У нас так принято – в семь лет поступают в начальную школу, учатся там четыре года. И как раз на Видовдан (день Косовской битвы), сразу после Духова дня, я окончил четвертый класс. В 1934 году пошел в школу, а в 1938 году решил идти в монастырь.

Владыка Николай посылал к нам миссионеров из богомольческого движения. Он основал это движение, его участниками преимущественно были люди из народа, простые, необразованные, образованных он не брал, так же как наш Господь, который позвал за Собой неграмотных рыбаков, учил и просвещал их. И наш владыка Николай звал простой сельский народ, народ, полный веры, любви, жертвенности и духовной трезвости, учил читать Священное Писание и пересказывать прочитанное людям, преподавать другим основы веры, объяснять, почему мы, православные, крестимся троеперстием, верим в Святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа. Владыка учил основным вещам и всегда подчеркивал, что наш народ не знает много о вере, но знает главное и живет в благочестии. Так это началось.

– Священников не было среди них?

– Духовенства не было, только миряне, но, когда приходили куда-то, должны были сообщить местному священнику и брать у него благословение, чтобы настоятель знал, что это не самозванцы. Тогда их принимали с уважением. Священник объявлял, что пришли богомольцы-миссионеры, и народ собирался. Помню, как в наш дом батюшка приводил миссионеров, собиралось по пятьдесят и по сто душ, пели духовные песни, проповедовали, беседовали. Все это было очень важно для нас – и для детей, и для взрослых. Был у меня брат, в войну погиб, мы с ним разучивали песни, особенно любили петь: «Помоги нам, Вышний Боже». Так было, да. Владыка Николай посылал богомольцев по всей стране, шли, проповедовали, говорили о Боге. После войны народ мало знал о вере, о традициях, слишком долго мы были под турками. И греки делали что-то подобное…

– Ваши родители были верующими? Чем они занимались?

– Отец рано умер, но я его хорошо помню. Он был очень благочестивым человеком, членом христианской общины, вступил в богомольческое движение, основанное владыкой Николаем. Занимался пчеловодством, получал мед и воск, делал восковые свечи. Подогреет воск, потом раскатает, подготовит, а хлопка-то для фитилей у нас нет. Делали льняные фитили, сеяли лен и коноплю. Из конопли еще изготавливали грубую ткань, шили из нее повседневную одежду, а из льна шили нарядные праздничные рубахи, надевали их, когда шли в церковь. Купить одежду тогда негде было. Лен квасили и мяли, чесали и потом сматывали в клубки. Думаю, и в России в те времена так же было. И вот, брал отец такой клубок и делал фитили, по-другому никак. Я смотрел, как он работает, а мне было два-три года, и тоже возьму немного воска, разомну, сделаю свечку, потом прикреплю ее к стене – и горит свечка перед иконой, пока молимся. Так мы в детстве учились церковному поведению. Потом, когда мне сказали, что владыка Николай хочет, чтобы кто-то из нашего края пришел в монастырь, ответил: «Я пойду!»

– И когда вы отправились в монастырь?