Люди шторма

Разговор мог бы продолжаться еще долго. Однако в портовой зоне раздался оглушительный вой сирен, который все приближался и приближался. Командиры побросали недокуренные сигареты, отдали приказы о готовности своим подчиненным и быстрым шагом двинулись навстречу приближающемуся конвою. Большой автозак в окружении нескольких полицейских машин и двух бронетранспортеров подъехал к оцеплению и остановился. Весь транспорт сопровождения тоже остановился и перестроился таким образом, чтобы образовать плотное заграждение. Водитель автозака развернул машину правым бортом к полицейско-спецназовскому оцеплению. Из машин сопровождения повыскакивали полицейские с оружием наготове.

Двери будки автозака распахнулись. Изнутри вышла часть конвойной группы, включая кинолога с овчаркой. Конвоиры выстроились согласно инструкции. Оставшиеся же в будке стали по одному выпускать русских моряков. На каждом из них были защелкнуты наручники. Каждое их движение было в поле внимания десятков глаз. Не позволяя осмотреться, моряков спешно гнали на судно. Наручники снимали перед самым трапом, чтобы затем группами развести русских по каютам и запереть их там. Исключение было сделано лишь для Горецкого и старшего помощника. Их запирать в каюте не стали. Прибывший в одной из машин сопровождения офицер объяснил им условия следственного эксперимента.

– Наши люди выведут судно в открытое море. Приблизительно в те самые места, где вы до попадания в наши территориальные воды проводили геологическую разведку, – говорил офицер явной славянской наружности. – Там вы совместно сверите показания приборов с тем, что обнаружили на шельфе на самом деле. И постарайтесь не делать ничего лишнего. Для вашей же безопасности. Шаг влево, шаг вправо… Ну, вы меня поняли.

– Я только одного не понимаю – какое отношение имеют показания геологоразведочных приборов к тому, что нас обвиняют в контрабанде наркотиков? – не удержался Арсений Алексеевич.

– Да, и еще одно требование, – словно ничего не слыша, продолжил офицер, – не задавайте ненужных вопросов. Просто выполняйте то, что вам приказывают. «Астрахань», как видите, отремонтирована. Выглядит, пожалуй, даже лучше, чем была. Так что вам как капитану даже есть повод порадоваться. Но опять-таки не стоит забывать, что и вы, и ваши люди находятся под охраной. Наши бойцы будут находиться как на борту «Астрахани», так и на катере береговой охраны. Катер будет следовать за вами. И если, не дай бог, вы предпримите попытку бунта или каким-то другим образом попытаетесь сорвать следственный эксперимент, вам не поздоровится. Вас просто-напросто уничтожат, как того требует устав и инструктивно-методические письма МВД нашей республики. Если понадобится, «Астрахань» потопят. Хотите этого? Тогда делайте все вопреки моим предупреждениям.

Глаза инструктора были пустыми и холодными. Тем не менее Горецкий обратился к офицеру, взывая к его порядочности:

– Что ты творишь? Я же вижу, что ты русский. Зачем ты работаешь на этот режим? Неужто служить России-матушке для тебя в тягость? Неужели так хочется быть стервятником и палачом для своих русских собратьев?

– Оставьте эту демагогию, – холодно отреагировал офицер. – Мои русские корни не должны вас волновать. Я гражданин и солдат другого государства. И этот, как вы говорите, режим дал мне все, что мне хотелось. Поэтому мне противно слушать ваш бред о России-матушке. Где эта матушка сейчас? Вытащила ли она вас из темницы? Нет, не вытащила. Так что нечего здесь ахинею нести.

– Полегче, майор Хлебоказов, – остудил его пыл Омар Сахатов, появившийся из капитанской рубки. – Ваше отношение к России понятно. Однако не надо нагнетать обстановку. Да тем более перед таким ответственным мероприятием.

Омар был одет по форме, и офицер невольно вытянулся перед подполковником по стойке «смирно». Горецкий, увидев «старого знакомого», бросил на того взгляд, полный ненависти и презрения. «Видишь, как запел! Подлец!» – подумал капитан и отвернулся. Сахатов отправил офицера на катер охраны и отдал поставленным на «Астрахань» местным специалистам распоряжение немедленно выходить в море.