Люди шторма

И тут автоматная очередь прогрохотала откуда-то сбоку. Пули с мерзким чавком прошили обшивку буксира над самой головой Виталия. Судя по всему, это был уже другой автоматчик – первый вряд ли успел бы так быстро переменить позицию. А это, в свою очередь, означало, что положение Боцмана становилось безвыходным: перекрестный огонь – штука скверная, да и позиция второго стрелка оставалась невыясненной… А ведь на берегу могли прятаться и другие бойцы!

Выход напрашивался сам собой: спрятаться в чреве списанного буксира и отстреливаться до последнего патрона. Саблин быстро скинул ласты, подтянулся на ржавом блоке, свисавшем над головой, и, проскрежетав заспинным баллоном по ржавому железу, очень удачно нырнул в световой люк.

Стрельба на какое-то время стихла – видимо, стрелявших озадачило исчезновение Саблина. Прошла минута, две, три… Боевой пловец припал глазом к щели в палубе. На вершине дюны обозначился силуэт одетого в камуфляж человека без оружия. Удерживая над головой длинную палку с белой материей, он всем видом показывал, что направляется для переговоров. Однако это, скорее всего, было уловкой, чтобы затянуть время: несомненно, его напарник уже вызвал подкрепление. Саблин поднял автомат, высунул ствол в щель и, прицелившись, пустил короткую очередь под ноги камуфляжнику с белым флагом.

– Стоять! – прикрикнул Боцман.

Парламентер остановился, обернулся, что-то крикнул и, услышав короткий ответ (Виталий не разобрал, какой именно), бросил белый флаг, быстро отбежал назад и спрятался за дюной.

И тут произошло нечто неожиданное. Со стороны дюны донеслось два быстрых негромких хлопка – будто бы воздушные шарики лопнули. Боцман так и не понял, что случилось… Однако меньше чем через минуту снаружи послышались чьи-то торопливые шаги, и негромкий баритон снаружи произнес по-русски и без акцента:

– Они уже не выйдут. Сейчас ты очень быстро спускаешься к воде, плывешь к своему маяку и до наступления темноты не высовываешься. Местные полицейские приняли тебя не за того, кто ты есть на самом деле.

Несомненно, именно говоривший, спустившийся, словно ангел с небес, в самый драматический для спецназовца момент, и избавил Саблина от возможных неприятностей…

Человек этот не мог быть провокатором: а то откуда бы он знал про маяк? Видимо, это и был тот самый агент, который, со слов Нагибина, и оставил пенал для Виталия. Но почему он вернулся? Почему посчитал необходимым подстраховать Саблина? Почему полицейские подпустили его так близко к себе?

Задавать лишних вопросов не хотелось, да и смысла в них не было. Выбравшись из чрева буксира, Боцман быстро надел лежавшие на песке ласты и, не оборачиваясь, двинулся в сторону моря…

Глава 4

Предложение капитана Горецкого относительно побега выглядело вполне разумным. По крайней мере, попытаться удрать из тюрьмы было куда лучше, чем сидеть в камере, ожидая, какие новые пытки придумают следователи. Правда, массовый побег был загодя обречен на неудачу, а потому даже не рассматривался экипажем «Астрахани».

– Значит, надо бежать кому-нибудь одному, – подвел черту капитан и, обведя глазами камеру, прищурился: – Кому именно? Давайте решать.

– Вам, Арсений Алексеевич, и надо, – поразмыслив, ответил старший механик.

– Почему именно мне?

– Во-первых, вы – самый опытный, – подхватил корабельный доктор. – Во-вторых, хорошо знаете этот город, в порт заходили неоднократно. В-третьих, слово капитана значит для нашего пароходства куда больше, чем слово простого матроса.

– А потом, главной жертвой они избрали тебя, – напомнил старпом очевидное. – Значит, и дальше будут пытать этим чертовым излучателем. Только вот как отсюда бежать?

– После отбоя расскажу, – пообещал Горецкий; он уже согласился с тем, что попытаться бежать следует только ему одному. – Только мне надо, чтобы кто-нибудь отломал ножку от во-он той металлической табуретки. Кто из вас самый сильный, ребята?..

Побег был запланирован сразу после отбоя: ведь именно в это время, как наверняка уже знал Горецкий, в тюрьме происходила смена охраны. Под потолком погасла единственная лампочка в зарешеченном цилиндре, вся камера принялась напряженно прислушиваться к шагам вертухаев в коридоре, к лязгу дверей, звукам в соседних камерах…

Наконец, все стихло. Арсений Алексеевич снял с нар простыню, включил в рукомойнике кран и сунул в воду. Затем – еще одну. Затем – еще… Когда простыни хорошенько намокли, Горецкий свернул их в жгуты и обвязал два соседних стальных прута оконной решетки – тех, что были слева. Залез на нары, сунул в это мокрое кольцо отломанную ножку табуретки и принялся крутить, словно бы закручивал тиски. Двойной мокрый жгут толщиной с человеческую руку постепенно утончался, на пол камеры потекла вода. Камера следила за действиями Арсения Андреевича, затаив дыхание.

– Фу-у-у… – Капитан вытер вспотевший лоб и кивнул старпому: – Равиль, помоги…

– Где ты этому научился? – Нигматуллин налег на рычаг, завинчивая импровизированный канат все туже и туже.