Люди Солнечной системы

Вспыхнули огоньки глаз. Пиявка приподнялась над песком, некоторое время качалась из стороны в сторону, словно дерзость человека ее изумляла, потом с легким шуршанием обогнула его по кругу и замерла, вытягиваясь во весь свой рост. Рыбкин почувствовал себя крошечным рядом с этим исполином. Пиявка опять с шумом выдохнула воздух, и на песке взвились фонтанчики потревоженного песка. Кольца летающей пиявки стали упруго сжиматься, пиявка резко уменьшалась в размерах, и вот уже цепочка ее глаз вновь оказалась на уровне лица человека. Бам-м! — словно лопнула струна невидимого музыкального инструмента. Машинально Феликс закрыл глаза, а когда открыл их, пиявка уже плясала на высоком гребне бархана, готовясь к новому прыжку.

Дождавшись окончательного исчезновения пиявки в холодном безжизненном пространстве пустыни, Рыбкин сел на песок, посидел немного, мечтательно глядя на звезды, потом откинулся на спину и, счастливо улыбаясь, закрыл глаза.

— Рыбкин! — Голос Халымбаджи привел следопыта в чувство. — Ну, расскажи хоть что-нибудь! Это правда, что ты занимаешься пиявками?

— С чего ты взял? — насторожился Феликс.

— Но я же не похож на идиота, — сказал Игорь. — У Джефа ты снял весь массив информации по сору-тобу-хиру и мимикродонам, с Земли тебе идут материалы по дрессировке хищников… Ты мне одно скажи, получается?

«Ну, Том, — с неожиданным для него самого раздражением подумал Рыбкин. — Нашел кому рассказать!»

Он был несправедлив к радисту. Игорь Халымбаджа был неплохим парнем, разве что любопытство у него бежало впереди рассудительности, а язык порой обгонял мысль. Но подобные недостатки присущи не только радистам, справедливо рассудил Рыбкин, порою ими и следопыты грешат.

— Позже, Игорек, позже, — досадливо морщась, сказал следопыт. — Еще на пару недель у тебя терпения хватит?

Радист почему-то огляделся по сторонам.

— Обещаешь? — жадно спросил он.

— Обещаю, обещаю, — махнул рукой Рыбкин. — Только ты пока никому не слова. Я обещаю, что ты все узнаешь первым. Хорошо?

— «Джордж Вашингтон» на подходе, — поощрительно сообщил Халымбаджа и улыбнулся. — Они три дня назад в режим торможения вошли.

Глава 7

А на следующую ночь, ближе к утру, сору-тобу-хиру спасла ему жизнь. Было это почти на заре, когда бледная желтая полоска зари высветила горизонт на востоке, и звезды стали тускнеть и исчезать одна за другой с неба, медленно светлеющего до нежных фиолетовых оттенков. Промерзший за ночь песок марсианской пустыни с легким шипением отдавал воздуху влагу, заискрились таинственно солончаки, и среди блестящих кристаллов соли засуетились со свистом колючие темные шары кактусов. Марсианские колючки начали вылезать из песка, разбрасывая по мерзлой поверхности барханов широкие листья, торопясь впитать влагу, которая легким туманом повисла между барханов. Феликс возвращался на Теплый Сырт с базы следопытов у чужого города. Он вышел пораньше, чтобы к восходу солнца добраться до поселения. Марс был значительно меньше Земли, и со всем своим снаряжением Рыбкин весил чуть более тридцати пяти килограммов, поэтому идти было легко.

К северу над горизонтом мерцали две яркие голубоватобелые звезды. Одна из них, несомненно, была Землей, вторую же Рыбкин никак не мог опознать, пока не догадался, что это не звезда, а планетолет, идущий в режиме торможения. Скорее всего это был планетолет «Джордж Вашингтон», на котором должна была прилететь Наташа. От этой мысли даже просто смотреть на ослепительную звездочку у горизонта стало теплее и приятнее.

Рыбкин расслабился, и это едва не погубило его. Пиявка вынырнула из барханов неожиданно, следопыт заметил ее в последний момент, когда сору-тобу-хиру уже развернулась для нападения, открыв жуткую зубастую пасть. Летающая пиявка была огромной, она пронеслась над барханом темной тенью, на секунду замерла в воздухе, изогнулась перед атакой, и Феликс понял, что теперь уже он ничего не успеет сделать.

Неожиданный удар сшиб его на мерзлый песок. Феликс упал, обрушив на себя часть изогнутого бурого бархана, и неловко завозился, пытаясь подняться. Нового нападения почему-то не последовало. Причину этого Феликс понял, когда поднялся и отряхнул со стекол очков налипший песок. Над барханами в жестокой схватке сцепились две сору-тобу-хиру — одна была гигантской, не менее чем в двенадцать колец, вторая, более активная, была значительно меньше, но вместе с тем подвижнее. Меньшая пиявка яростно накидывалась на своего сородича, яростно оттесняя его в пустыню. Медленно, но неотвратимо, расстояние между пиявками и следопытом увеличивалось. Большая пиявка отказалась от нападения и скачками устремилась на юг.

Меньшая пиявка последовала за ней. Обе пиявки совершали гигантские и стремительные скачки, пока не растворились в холодном красном безмолвии пустыни, над которой уже желтел холодный кружок Солнца в окружении неяркой марсианской зари.