Люди солнца

Шлюпка уже возвращалась от корабля, и в ней возвращались дети «Шервуда». Как королева маленького муравейника, в центре шлюпки белела нарядным платьем Власта. Она что-то, – с берега было не слышно, – оживлённо рассказывала.

Высыпав на берег, дети взяли из её рук, примчались к нам и протянули, хвалясь, странного вида игрушку. Большая толстая кукла из дерева, расписанная яркими красками и покрытая лаком. Тут же показали секрет: кукла разъединялась на две половины, а внутри её оказалась пустота, в которой находилась… ещё одна такая же кукла, только поменьше! Под ободряющим взглядом Ярослава Баллин и Пит разъединили и эту куклу, в которой также оказалась пустота, и в ней – ещё одна! А потом ещё, уже совсем маленькая.

– Какая чудесная игрушка! – улыбаясь, как ребёнок, проговорила Алис. – Это же как нужно было догадаться такое придумать!

– И сделать, – добавил с любопытством рассматривающий точёные половинки Готлиб.

– Ничего мудрёного нет, – ответил им Ярослав. – Сама придумка – перед глазами любого, кто видит закономерность жизни в цепочке бабушка-мама-дочь-внучка… А изготовить – ну всего лишь стоит иметь увлечение токарным делом, и токарный станок. А к этому ремеслу очень многих в России приохотил царь Пётр. У него в кабинете стоял такой станок, и, глядя на него, многие переняли.

Власта порхнула из шлюпки, и мы горячо приветствовали друг друга.

– Как зовут этих куколок? – спросила Ксанфия, прижимая к груди уже выросшую огненно-рыжую курочку.

– Саму большую зовут Матрёна, или Матрёшка, – ответила ей Власта. Потом Домна и Дарья. И самую маленькую – Акулина, или Акулька.

– Они милые! – сообщила с восторгом Ксанфия, – они живые, любимые! Давайте они будут у нас в комнате жить!

И быстро посмотрела на обмахивающегося треуголкой высокого Штокса.

– Кде же шить девойтшкам, – ответил он благосклонно, – как не в комнате девойтшек.

– Как изобильно прибавляется у нас детей, – тихо и радостно сказала мне Эвелин. – Вот ещё и Матрёшка!

Обратно Ксанфия возвращалась, имея в руках не только Живулечку, считающую место у неё на груди своим домом, но и толстенькую, улыбающуюся лакированным лицом куклу.

Повар французского короля

Совсем незнакомые люди провожали нас приветливыми криками, когда наши кареты стали понемногу освобождать площадку у гавани. Я выглянул из окна. Минута, другая – и вот толпа зевак разошлась. Осталась лишь компания купцов, при которых Давид отправлял в сторону предназначенные для немедленной продажи стволы.

Перед самым замком мы обогнали тяжёлый, поскрипывающий фуражный воз: Носатый самостоятельно и очень обильно пополнял продуктовые кладовые. И вот подковы копыт и обода колёс прогрохотали по каменной дуге мостика, и кареты остановились, плотно заняв всё пространство между баней и каминным залом. Обитатели «Шервуда» и их любимые и желанные гости высадились из экипажей и поспешили в большой зал, – уютный, щедрый и дружелюбный.

– Здравствуй, дом! – звонко воскликнула Власта, входя в дверь.

– Дом, – прошептала, прижимаясь к моей руке, Эвелин. – Милый дом!..

Наши русские гости удивлённо-одобрительными голосами встретили новинку: неподалёку от камина, сразу за двойной плитой кухни, зеленела поставленная на высоту пояса массивная каменная чаша, выложенная из зелёного диорита. Над ней из стены выступал медный кран с изящной ручкой, отлитой в виде буквы «Т». Здесь все вымыли руки и стали рассаживаться за столом для принятия выставленных перед обедом закусок.

Все, кроме живущих на ферме, и Дэйла, совершающего в этот день поездку к копателям золота, а также Луиса, Давида и Тая, собрались здесь, и длинный стол, без преувеличения, был занят почти на всю свою огромную половину.

Вошёл деловитый Носатый. Найдя меня взглядом, через головы гостей сообщил:

– Закупил всё самое свежее!

И принялся носить из фуражного воза привезённую снедь. Все взрослые гости заняли места у стены, а дети расселись напротив них. И только Ксанфия со своей красной курицей на руках не садилась. Она стояла посередине зала на своём тоненьком костыльке и на что-то неотрывно смотрела. И я похолодел. Не зная ещё, как спасти ситуацию, я лихорадочно перебирал в уме варианты – и не успел.

– Миленькая Омеличка, – чистым, тоненьким голоском воскликнула она, – что это такое?

И её протянутый пальчик указал на выложенных на разделочном кухонном столе приготовленных к супу неощипанных куриц. Омелия, крутнувшись на скамье, посмотрела назад и удивлённо произнесла:

– Не видишь разве? Куры.

– А… почему они так лежат?

Нет, снова, как в Адорском Городе, я прозевал эту крайнюю, злую секунду. Не нашёл нужного, уводящего в сторону слова. И нить событий, как и тогда, упустил.

– Так ведь зарезаны! – деловито сообщила Омелия. – Для супа. Сейчас сварим и станем есть …

Тот же самый животный визг, как в имение Регента, взвился над залом и впился мне в мозг. Исходя отчаянным криком, Ксанфия метнулась к двери. Замелькал и застукал в пол её костылёк.