Он тяжело посмотрел на меня. Вздохнул.
– Только после того, как закончу с Дюком и его приятелями, собирателями голов.
– Но теперь я могу рассказать ей о твоих обстоятельствах? После приезда Джека всем в «Шервуде» известно о том, что ты жив!
– Что ж, выбора нет. Расскажи.
И здесь мне пришлось встать из-за стола.
Тихо стукнула створка ворот, и из-за кареты вышли Робин и с ним взволнованная до бледности женщина.
– Вот мой новый господин, – сказал женщине Робин, – барон Шервуд.
Женщина присела в реверансе. Я поклонился. Она выпрямилась и, заметно дрожа, смотрела на меня неотрывно.
– Анна, – представилась она.
– Томас, – как можно доброжелательнее ответил я ей.
– Первым его приказом мне, – негромко, отчётливо проговорил Робин, – был приказ забрать тебя из твоей наёмной комнаты и жениться…
И тут он вынужден был осечься на полуфразе, чтобы подхватить покачнувшуюся женщину, и в этот миг метнулась на помощь к нему Симония. Белыми от муки руками она подхватила руки женщины, и вместе они усадили её на стул. Готлиб бегом принёс стакан воды, и женщине дали напиться. После этого она нашла меня взглядом, и во взгляде этом была острая боль.
– Никаких шуток, – кивнул я ей. – Так случилось, что судьба вывалила в мою жизнь столько денег, что многим богатым купцам и не снилось. Однажды, беззаботно ныряя в тёплую воду лагуны, я собрал почти полный ларец чёрного жемчуга. И всего лишь за одну горстку этого жемчуга я купил в Индии огромный корабль. Потом этот корабль захватили пираты, а когда я его вернул, то нашёл в каюте сундук с золотом из старого пиратского клада. И из последнего плавания привёз столько высокоценимых товаров, что золото льётся и льётся ко мне – упрямой, звонкой рекой. И вот по мере сил я это золото трачу. Трачу на то, чтобы всё живое вокруг меня ещё больше исполнилось силы жизни. Анне-Луизе, влюблённой в неравного её роду чилийца Луиса, я помог убедить её упрямого отца и выйти замуж за любимого человека. Теперь у них маленький сын, Эдвин. Вот этому добродушному громиле по имени Бэнсон я помог убедить его любимую Алис создать семью, – на диком острове, где никак не могло быть священника. Теперь у них маленький сын, Томик. Вот этот человек, подавший вам воду – Готлиб, мой преданный и надёжный матрос. Он с детским отчаянием однажды открылся мне, что полюбил вот эту милую девушку, её имя Симония. И, если она согласиться однажды выйти за него замуж, – я предоставлю им полной чашей всё, что требуется для собственного маленького хозяйства, – дом, землю, коров, лошадей, деньги. Пусть рождают детишек, чтобы земля наполнялась их волшебными колокольчиками, их ангельскими голосками. У меня самого моя любимая жена Эвелин ждёт ребёнка, и в конце декабря, кажется, я сам стану отцом.
Бэнсон с хлынувшей на его лицо радостью взглянул на меня, я с утвердительной улыбкой кивнул ему и продолжил:
– Стремительность обстоятельств моей жизни не позволяет мне долго раздумывать. И вот, когда Робин с откровенной грустью смотрел на кухонные хлопоты Симонии, он, отвечая на мой интерес, открыл мне тайну вашего, Анна, терпения и любви. Никакой странности не может быть в том, что я, пользуясь моей новой властью, приказал Робину соединить ваши жизни, для радостных дней, для наивозможного счастья. Но вашей паре я, к сожалению, не смогу предоставить гнездо в «Шервуде». За пятнадцать лет служения Вайеру Робин изрядно вымазался человеческой кровью. И теперь до конца дней он будет жить в отдалённом монастыре, чтобы в отведённое настоятелем монастыря время мог молиться о ниспослании ему возможности искупления всего, что он совершил. И на этом новом пути тяжесть его нового труда должна разделить с ним любящая его женщина, чтобы вместе они заново давали жизнь тем несчастным, путь которых на этой земле оборвал своей рукой Робин. Чтобы вместе с другими, я надеюсь, семьями они переплавляли бы сам воздух тяжёлого, преступного места в воздух добрый и радостный. И вот, поскольку отведена на этот мой монолог всего лишь небольшая минута, я прямо спрашиваю у вас, Анна: согласны ли вы выйти замуж за Робина и разделить его труд в уединённом монастыре?
Бледность лица сидящей передо мной женщины стремительно замещал яркий румянец. Она встала, опёршись нетвёрдыми руками о стол. Протянула руку и шагнула к Робину, и он шагнул к ней.
– Согласна и всем сердцем желаю! – едва слышно произнесла Анна.
– Я не священник, – открыто и весело улыбнулся я, – поэтому не могу сказать «благословляю». А потому говорю просто: да будет так!
Затем, прижав руку к груди, добавил:
– И, пользуясь этой быстротекущей минутой, выражаю вам, Анна, своё высшее уважение за ваши пятнадцать лет одинокой любви и преданности этому человеку.
И поклонился. И увидел краем зрения, как встают из-за стола и так же кланяются все сидевшие за ним, а также и Готлиб, и стоящие во дворе бойцы Джека. Анна, уже без реверанса, в ответ поклонилась нам всем. И, сомкнув быстро веки, из-под которых вынеслись две бриллиантовые горошины слёз, повернулась и прижалась лицом к груди Робина. Он накрепко, как безценную драгоценность, обнял её.