Люди Солнца

Мне самому было удивительно, как надолго Фортуна загостилась в моей судьбе. Удачи – маленькие и большие – не переставали сменять друг дружку. Они бегали наперегонки, смеялись тоненькими голосами. Лето 1770 года катилось, катилось! Огромный шар, сотканный из золотых искорок, окружил, вобрал в себя старый замок – маленький каменный лэнд, добрый и щедрый. Всё, что я предпринимал, – удавалось. То, о чём мечтал, – приходило. Что брался увеличивать – росло само. Уильям, таращивший восторженный глазёнки, пытался ходить, поддерживаемый трепетными руками Эвелин. Кривенькие, толстенькие ножонки его заплетались. А Эвелин, улыбающаяся над ним, и сама опять была толстенькой: к зиме мы ждали второго ребёнка.

Матрёшка

У меня было ощущение, что в мире появилось ещё одно солнце. Оно было небольшим, невидимым, но ощутительно явным. Я мог бы его назвать «счастьем места». Каждое утро оно вставало вместе с большим, привычным всем Солнцем над нашим маленьким «Шервудом», и заглядывало во все окна замка, и, незримо сливаясь с солнечными лучами, заливало коридоры и комнаты невидимой, но горячей, живой, ласкающей негой.

Однажды утром отдалённый удар скрытого колокола выставил меня из кабинета, и я поспешил вниз, в большой зал. Тай, стоявший возле дверей, коротко сообщил:

– Опасности нет.

И ушёл, оставив меня в предвкушении нежданных, но, судя по звуку колокола, вдруг вмешавшегося в это тёплое утро, кажется, хороших вестей. За дверью послышалось незнакомое ржание чужой лошади. Вошёл Робертсон, указывающий путь, и следом вошёл человек в скромной одежде рыбака.

– Вот владелец «Шервуда», – сообщил человеку, указывая на меня, Робертсон.

Тот подошёл и, поклонившись, подал мне сложенный вчетверо лист. Я принял его, развернул:

«Стоим в Бристольском заливе. Ждём ветра, чтобы подняться по реке в порт. Ярослав».

Быстро достав монетку, я протянул посыльному. Но он, выставив руки, отказался её брать, заявив, что ему уже более чем щедро заплачено. Я настоял. И тогда он, поклонившись, отошёл к двери и сказал на ходу Робертсону:

– Может, бросить всё и сделаться почтальоном?

А я, торопливо расстёгивая домашний камзол, сказал Робертсону:

– Собирай всех. Гювайзена с детьми, Готлиба с Симонией, Климента, Иннокентия, Дэйла.

– Где собирать?

– На плацу.

И кивнул в сторону большой каменной лестницы, ведущей на «главную площадь». Робертсон быстро скрылся за дверью. Я подошёл к кухонной плите, к кухарочкам, примолкшим при виде происходящего. При всех мягко обнял Эвелин. Положив ладонь на её округлый живот, спросил:

– Ярослава встречать поедешь?

– О, конечно! – радостно вспыхнув, ответила она. – Вот если бы с Симонией в её карете! Так плавно катится…

– Симония и Готлиб сейчас будут здесь. Нужно посоветоваться с Гювайзеном – как устроить некоторую торжественность встречи.

– Хорошо, – кивнула мне Эвелин. – Я спрошу.

Такого Бристольский порт, наверно, ещё не видел. Подкатившая к конной стоянке солидная группа карет заняла совершенно всё её пространство. Как горох посыпались из карет детишки в зелёных плащах – полных три десятка. Выбрались степенно кавалеры и дамы. Из «мебельного» дома Иннокентий привёз Алис с Томиком. Давид прикатил с парой как клещи вцепившихся в него лесоторговых купцов. И, наконец, прибыл Луис, новый командор Бристольского адмиралтейства.

Ветер отчётливо сквозил с океана, но русских кораблей ещё не было. Гювайзен подошёл ко мне и сказал:

– Нушен денег для флаг и пушка.

Не вдаваясь в детали, я отстегнул от поясного ремня и протянул ему портфунтик. Приняв его, мэтр ушагал куда-то с детьми. Мне пришлось повелительными жестами отводить в стороны толпу, собравшуюся после нашего появления.

– Место для детей оставьте, – твёрдо говорил я грузчикам, портовым торговцам, купцам, купчишкам, городским зевакам, отставным морякам и матросам без фрахта. – Дети сейчас вернутся. Ещё шаг назад!