Люди Солнца

Толстый войлок, которым она укрывалась, дарил уютное и достаточное тепло. Но не спалось ей в этом уюте. И просыпалась она задолго до нежеланного рассвета. И шептала, прилипая к подушке мокрой от слёз щекой:

– Спасите меня! Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, спасите меня!

О, он был в её судьбе – лучик помощи, и заключался в далёкой, очень далёкой жизни неведомого ей замка «Шервуд», в одном его маленьком жителе – вздорном и нахальном, – а ещё в одиноком музыканте, беспомощном и бедном. Но встретиться и соединиться, чтобы донести до неё этот лучик, учитывая многообразие непредсказуемостей человеческого муравейника, именуемого «город», эти двое вряд ли могли. Но всё бывает.

Глава 1

ДВЕРИ ЛЮБЕКА

Свежие кони легко катили пять тяжёлых экипажей. Позади осталась кузница при въезде в Бристоль, впереди ждал пробуждённый к жизни замок имения «Шервуд». Когда до него осталось не больше получаса пути, я попросил Бэнсона остановить карету, вышел, отвязал привязанную к запяткам лошадь и помчался верхом предупредить находящихся в замке о приезде нежданной компании.

Знакомство

Миновав мостик с новенькими, белеющими в предрассветном сумраке перилами, я подъехал к дверям-воротам «каминного» зала. Привязал лошадь, вошёл внутрь. Навстречу мне поднялись сидевшие у затопленного камина Робертсон, Носатый и Готлиб Глаз.

– Не спите? – махнул я рукой в знак приветствия. – Что-то случилось?

– Ничего заметного, мистер Том, всё в порядке! – радостно ответил Готлиб. – Не спим оттого, что совсем недавно вернулись!

Только тут я обратил внимание на неясно темнеющую груду вещей, сваленных у противоположной стены.

– Пакли, – обернулся к этой стене Готлиб, – привезли дюжину тюков, комплект рваных парусов, Робертсон купил в порту за гроши – вместо ковров хотим на полу расстелить, потом овса десяток мешков – чтоб у лошадей запас имелся, ну и для себя – пяток корзин снеди.

– Часа нет ещё, мистер Том, как разгрузили, – шагнул вперёд Робертсон, – вот присели вина немного выпить, перед тем как спать завалиться.

Готлиб, оправив одежду, туже затянул широкий походный пояс.

– А вы, мистер Том, здесь с делом? – спросил он, оглядываясь на лежащее на краю длинного стола оружие. – Приказания будут?

– Будут приказания, братцы, – ответил я, подходя и пожимая всем руки. – Гости к нам едут. Пятеро серьёзных людей, и с ними дети – тридцать два человечка. Спасли из рабства в Плимуте. Нужно будет их наскоро накормить и уложить спать.

– Здесь? – уточнил натягивающий камзол Носатый.

– Разумеется, – ответил я, подходя и протягивая к огню камина озябшие руки. – Единственное помещение, где тепло.

– Не единственное, – потирая заспанные глаза, возразил Носатый. – В конюшне я тоже нагрел.

Мы с Робертсоном и Готлибом рассмеялись.

– Я – за стенку, к печам – сообщил Робертсон, быстрым шагом направляясь к двери, ведущей во внутренний двор. – Запалю все сразу, угля-то мы привезли восемь бочек.

– Значит, первым делом – еду распаковать, – сам себе проговорил Готлиб, направляясь к корзинам.

– Свечи есть? – спросил я у Носатого.

– Как не быть, мистер Том! Есть свечи.

– Давай.

К тому времени, как вернулся посланный встретить гостей Готлиб, помещение зала преобразилось. Вдоль всего стола, в середине, протянулась линия из зажжённых свечей. Второй линией были расставлены блюда с ветчиной, сыром и хлебом. У дальнего края стола полукругом расположились имеющиеся стулья – для взрослых гостей, и там же среди снеди посверкивали тёмной зеленью бутылки с вином. В огромном старинном камине гулко ревел разведённый старательным Носатым огонь.

За дверями послышались стук и топот копыт. В зале уже было не просто тепло, а жарко, и я, в тонкой белой рубахе, не набрасывая ни плаща, ни камзола, подошёл и распахнул дверь.

Тотчас внутрь мимо меня стали поспешно входить незнакомые люди, потянулись заспанные, всклокоченные, утомлённые долгим путешествием дети. Отправив Носатого устроить в конюшне чужих лошадей, я вернулся, зябко вздрагивая, в залу.

Неподалёку от входа, обернувшись лицом ко мне, стояли прибывшие взрослые. По очереди делая шаг, они протягивали руку и представлялись.

Я машинально называл своё имя, не запоминая имён приехавших: внимание моё было отдано столпившимся у стены малышам. Кое-кто из них метнулся было к огню камина, но тихое слово самого старшего из них, – лет четырнадцати-пятнадцати, крепкого, беловолосого, с широкими скулами, – в один миг вернуло всех в примолкшую, выжидающую, блестящую настороженными глазёнками стайку.

Вдруг я вздрогнул: ко мне шагнул массивный человек с лицом, закрытым до глаз чёрной повязкой. Он также протянул руку, и только по медвежьим рукавам его куртки я понял, что это Бэнсон.