Люди Солнца

Спустя полчаса Бэнсон вышел из дома. Точнее, вывалилось из дверного проёма нелепое грузное существо. В каких-то лохмотьях, согнувшееся над суковатой клюкой. Какая-то болезнь обсыпала кожу, и красная рожа отталкивающе выпирала из грязных повязок. Поддёрнув мокрую, а оттого поникшую до плеч шляпу, существо уковыляло со двора и взгромоздилось в карету. Готлиб, устроив за поясом два заряженных пистолета, взялся было кучерствовать, но я отрицательно покачал головой.

– Джек повезёт, – объявил я ему.

И, подозвав во дворе Джека, переправил за его пояс пистолеты, а огорчённому Готлибу сообщил:

– Когда-то, под гнётом безвыходности, ты мог выстрелить в живого человека. Когда в твоей жизни не было Симонии. Сейчас она есть. И я постараюсь не допустить, чтобы отец её будущих детей был убийцей. Любовь пришла, война ушла. Думай о мирном!

И Бэнсона увёз Джек.

Быстро, через час с небольшим, вернулись. Вошёл Джек, с лицом ликующим, возбуждённым. (Это было понятно: одинокий плут и воришка попал вдруг в мощную мужскую компанию, и, к слову, не на последнее место.) Притопал массивный человек с красной рожей, а с ним вошёл во двор некто невысокий, в капюшоне, со спрятанными в рукава кистями рук. Этот невысокий сразу подошёл ко мне и, учтиво поклонившись, сказал:

– Здравствуй, нападающий на напавших.

– Кто вы? – не без удивления спросил я его.

В ответ он качнул капюшоном. Вытянул руки из рукавов. Печально и тихо пропел колокольчик.

– Лекарь! – Я стремительно шагнул и обнял его. – Серый лекарь! Ты так внезапно исчез, там, в Мадрасе, а я так мечтал зазвать тебя в команду!

– Осторожнее надо быть с мечтами, – с улыбкой в голосе ответил мне капюшон. – Они имеют свойство сбываться.

Мы снова сели за стол. Перед трапезой гость прочёл молитву:

– Очи всех на Тебя, Господи, уповают, и Ты даёшь им пищу во благовремении, отверзаешь Ты щедрую руку Твою, и исполняешь всё живое благоволения. Аминь.

И вдруг Ярослав сказал:

– Текст-то не англиканский, а церковно-славянский!

– Так, – кивнул гость. – Я московит, православный. Так и молюсь, речью английской, но на славянский манер.

– Давно ль из России?

– Почти двадцать лет.

– Но как может иностранец так долго жить за границей?

– Границы – вещь бесовская, добрые люди. Их надо затаптывать и стирать. Мы ведь не в Англии и не в России живём. Мы живём на Земле.

Бэнсон сел на тяжело скрипнувший стул.

– Можно ли теперь эту рожу смыть? Лицо стягивает.

– Сейчас сделаем, – откликнулся Джек и проворно ушагал в мезонин.

Вернулись мастера паутины.

– Всё тихо, спокойно, – сообщил Робин. – Дюк из казарм почти сразу уехал. Во всех тавернах пьют за доброту короля нашего Георга.

Лицо Робина, как и у Джека, светилось счастьем.

Были обновлены закуски и блюда, и как птички, похорошевшие перед весной, сели у дальнего края стола две парочки: Готлиб с Симонией и Робин с Анной. Подняв кружку с вином, я сказал:

– За успешный визит Ричарда к юной даме.

Ну да, ну да! Если бы створка ворот снова стукнула и во двор вошли скорбная и прекрасная женщина в чёрном траурном платье и алкающий пути искупления запятнанный преступлением рыцарь и с напряжением чувств соединили бы перед нами свои судьбы – ах, какая бы была пастораль! Нет. Не вернулся во двор Ричард и не сопроводила его молодая вдова. Так мы и выехали из двора Сиденгама без них.

Первым, с зажжёнными дорожными фонарями, по и без того хорошо освещенной улице покатил экипаж Стэнтока. Стэнток и правил, показывая дорогу к «Девяти звёздам». В экипаже находилась его семья – жена и дети. За ним встроилась одна из купленных нами «овощных» карет, мой подарок Робину с Анной, Робин же и держал вожжи. За ними мы поставили карету Симонии (разумеется, уже без гербов), в которой устроилась Симония, а Готлиб правил. И последним катил большой чёрный экипаж, в котором сидели я, Бэнсон, лекарь и Ярослав. На кучерском сиденье расположился Робертсон. В сёдлах – пять теней Вайера, – нет, теперь уже Джека, – и четверо русских. Девять всадников сопровождали солидный ночной эскорт, а всего было нас – двадцать два человека.