Глубоко недоуменно вздохнув, Линдейл посмотрел женщине вслед, а затем опустил глаза на зажатый в руке медальон. Это без сомнения был тот самый, он узнал его, хотя прошло столько лет... Задумчиво поглаживая темное золото, Джон пошел в свою комнату. Опустившись на диван, он зажег керосиновую лампу и, нащупав кнопку, нажал. Крышка откинулась со щелчком, показавшимся оглушительным выстрелом в тишине, и Линдейл вздрогнул. Да, тот самый, даже надпись по краю можно было различить: "Милой Бэкки, в память о нашем чудесном пикнике... Лето 1860 год". Да, да он отлично помнил этот день... Солнце играло с листвой деревьев, бросая на дорогу и траву причудливую резную тень, пели птицы, и ничего не предвещало перемен в сонном хлопковом мире Джорджии... Вряд ли тогда кто-нибудь из молодых людей (многим из которых скоро предстояло погибнуть на кукурузном поле возле Данкер Черч, при Геттисберге или в забытой незначительной стычке в каком-то перелеске) собравшихся на том пикнике придавал какое-то значения газетным статьям о событиях в Канзасе, с 56 года только набиравших оборот. Да и сам Джон, вернувшись на каникулы домой из далекого университета предпочитал отмахиваться от раздражающих его и портящих настроение пророчеств отца... Он удирал на пикники и праздники при любой возможности, стараясь меньше бывать дома, ибо ежедневные дискуссии Линдейла-старшего с соседями зачастую кончались ссорами.
Тогда (это было 7 июля) Джон надел Бэкки на шею этот медальон, он помнил ее улыбку и солнечные зайчики в траве... Ну почему это должно было случиться? Наверное, он женился бы на Бэкки и жил бы в том доме с высокими белыми колоннами до глубокой старости, и никогда не был бы одинок. Резкая дрожь пронзила его тело.