Люди сороковых годов

Через несколько дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари было написано: "Надеюсь, что ты приедешь отдать последний долг человеку, столь любившему тебя". Павел, разумеется, сейчас было собрался ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.

- И погребального билета не могла прислать без своей приписки, проговорила она с неприятною усмешкой...

- Да, но я все-таки должен ехать, - проговорил Павел, заметив недовольное выражение ее лица.

- Это ваше дело, - отвечала Фатеева, пожав плечами.

- Но как же мое дело, друг мой! Я тебя спрашиваю: хочешь ты, чтоб я ехал, или нет?

- Я, разумеется, не желаю, чтоб ты ехал, - проговорила она.

- Ну, я и не поеду, - сказал Павел и, кинув фуражку на стол, стал снимать перчатки.

Ему такой деспотизм Фатеевой уж и не понравился.

- Вы уже потому не должны туда ехать, - продолжала она, - что там, как вы сами мне говорили, меня ужасно бранят.

- Кто же бранит? Одна глупая Анна Гавриловна.

- А ваша умная Мари, конечно, не бранит, - проговорила Фатеева и, кажется, употребила над собою усилие, чтобы окончательно не вспылить.

Случившееся вскоре затем довольно трагическое происшествие в номерах снова подало повод к размолвке между моими любовниками.

Однажды ночью Вихров уже засыпал, как вдруг услыхал легонький удар в дверь своего номера. Он прислушался; удар снова повторился.

- Кто там? - окрикнул он наконец.

- Это я, - отвечал женский голос.

- Кто вы?

- Я, Анна Ивановна! - сказал женский голосок. - Пустите меня войти к вам.

Вихров поспешил встать, зажечь свечу, надеть на себя платье и отпереть дверь. На пороге номера он увидел Анну Ивановну, всю дрожащую и со слезами на глазах.

- Войдите, бога ради... Что такое с вами?

Анна Ивановна вошла и в волнении сейчас же опустилась на стул.

- Дайте мне воды; меня душит вот тут!.. - проговорила она, показывая на горло.

Вихров подал ей воды.

- Сходите и спросите Каролину Карловну, пустит ли она жить меня к себе в номера? - сказала она.

- Разумеется, пустит; номер есть свободный, и спрашивать ее об этом нечего, - отвечал Вихров.

- Нет, сходите, говорят вам!.. Может быть, она я не пустит! проговорила каким-то капризным голосом Анна Ивановна.

Вихров почти бессознательно повиновался ей и пошел будить Каролину Карловну.

К почтенной хозяйке все почти ее постояльцы без всякой церемонии входили днем и ночью. Павел прямо подошел к ее постели и стал будить ее.

- Каролина Карловна, а Каролина Карловна! - говорил он и даже взял и потряс ее за плечо.

- А, что! - откликнулась она, а потом, узнав Вихрова, она произнесла: Подите, Вихров, что за глупости?.. Зачем вы пришли?

- Я пришел к вам от Анны Ивановны, которая пришла ко мне и просит вас, чтобы вы дали ей номер.

При этих словах почтенная хозяйка приподнялась уже на своей кровати.

- Как, пришла уж, пришла? - произнесла она как бы несколько довольным и насмешливым голосом. - Недолго же ее держали!

Вихров думал, что это она говорит, что Анну Ивановну на уроке недолго продержали.

- Но что же делать, - произнес он, - дайте ей, по крайней мере, номер поскорее; она сидит у меня в комнате вся в слезах и расстроенная.

- А я говорила ей... говорила, - произнесла Каролина Карловна, сидя на своей постели, - она скрыла тогда от меня; ну, теперь и поплатилась.

- Что такое скрыла, поплатилась? Ничего я вас не понимаю; комнату ей, говорят вам, дайте скорее!

- Да комнат много, пусть хоть рядом с вами займет, - отвечала хозяйка, - хоть и не следовало бы, не стоит она того.

Вихров, опять подумав, что Каролина Карловна за что-нибудь рассорилась с Анной Ивановной перед отъездом той на урок и теперь это припоминает, не придал большого значения ее словам, а поспешил взять со стены указанный ему хозяйкой ключ от номера и проворно ушел. Номер оказался совершенно неприбранным, и, чтобы привести его хоть сколько-нибудь в порядок, Вихров разбудил горничную Фатеевой, а потом перевел в него и Анну Ивановну, все еще продолжавшую плакать. Она была в домашней блузе, волосы у нее едва были заколоты назади, руки покраснели от холода, а на ногах - спальные туфли; но при всем том она была хорошенькая собой.

- Что, мне оставить вас? - спросил он ее.

- Нет, Вихров, посидите, - произнесла она, протягивая ему руку, - мне надобно вам многое рассказать.

Вихров сел около нее. Его самого снедало любопытство узнать, что такое с ней произошло.

- Откуда вы это появились и на каком уроке вы жили? - спросил он.

- Я не на уроке жила, - отвечала Анна Ивановна отчаянным голосом.

- Но где же? - спросил ее Вихров уже тихо.

- У Салова, - отвечала Анна Ивановна тоже тихо.

- Как у Салова? - воскликнул Вихров; он отшатнулся даже при этом от Анны Ивановны.

- У Салова, - отвечала она, нахмуривая свое хорошенькое личико.

- Разве вы любили не Неведомова? - спросил Вихров.

- Нет, Салова - на горе мое! - произнесла Анна. Ивановна.

- Как же вам не стыдно было предпочесть того этому?