Люди сороковых годов

- Что человек-то?.. Другой человек глупей лошади, - пояснил и кучер и вряд ли в этом случае не разумел своего барина.

Проехали таким образом верст семь.

- Ну, вот и гора! - сказал, наконец, кучер и затем слез с козел, шаркнул спичку, засветил ею в фонаре свечку и пошел вперед.

- Вы поправьте лошадьми-то, - сказал он Вихрову. - Наш-то барин не очень на это складен, - прибавил он уже вполголоса.

Поехали. Вихров, взглянув вперед, невольно обмер: гора была крутейшая и длиннейшая; с одной стороны, как стена какая, шел косой склон ее, а с другой, как пропасть бездонная, зиял овраг. Кучер шел около самого краюшка оврага; лошади, несмотря на крутейший спуск, несмотря на то, что колеса затормозить у тарантаса было нечем, шажком следовали за ним. Коренная вся сидела в хомуте и, как бы охраняя какое сокровище, упиралась всеми четырьмя ногами, чтобы удержать напор экипажа; пристяжные шли с совершенно ослабленными постромками. Кто выучил и кто заставлял этих умных животных так делать - неизвестно, потому что Вихров держался только за вожжи, но шевелить ни одной из них не смел. Юный член суда дремал в это время. Когда, наконец, спустились с горы, Вихров вздохнул посвободнее. Кучер тоже был доволен.

- Теперь только, дай бог, в гору взобраться, - сказал он, не садясь еще на козлы.

- А что - крута тоже? - спросил Вихров.

- Крутей этой, - отвечал кучер, идя около тарантаса. - Потрогивайте маненько лошадей-то, - сказал он.

Вихров тронул.

Лошади сейчас же побежали, а кучер побежал за тарантасом. Лошади, чем крутей становилась гора, тем шибче старались бежать, хоть видно было, что это им тяжело; пристяжные скосились даже все вперед, до того они тянули постромки, а коренная беспрестанно растопыривала задние ноги, чтобы упираться ими. Кроме крутизны, тарантас надобно было еще перетаскивать через огромные каменья.

- Только грешникам вбегать в эту гору, - говорил кучер, поспевая бегом за тарантасом и неся в одной руке фонарь, а в другой - огромный кол.

- Ну, ну, матушки, вытягивайте! - говорил он лошадям.

Те, наконец, сделали последнее усилие и остановились. Кучер сейчас же в это время подложил под колеса кол и не дал им двигаться назад. Лошади с минут с пять переводили дыхание и затем, - только что кучер крикнул: "Ну, ну, матушки!" - снова потянули и даже побежали, и, наконец, тарантас остановился на ровном месте.

- Тпру! - произнес самодовольно кучер.

- Слава тебе господи! - подхватил и Вихров.

Кучер сел на козлы; он сам тоже сильно запыхался.

- Теперь и месяцу скоро надобно взойти, - проговорил он, усаживаясь на козлах и подбирая вожжи.

- Скоро? - переспросил Вихров.

- Если часов десять есть, так - скоро!.. - отвечал кучер.

В самом деле, в весьма недолгое время на горизонте показалось как бы зарево от пожара, и затем выплыл совершенно красный лик луны.

- Вот она!.. Сначала-то ничего не действует, не помогает, - проговорил кучер, - а чем выше пойдет, тем светлее все будет.

- Да ведь и солнце точно так же! - заметил ему Вихров.

- И солнце так же! Видно, сверху-то им ловчей светить, - проговорил кучер и тронул лошадей трусцой.

Луна, поднимаясь вверх, действительно все светлей и светлей начала освещать окрестность. Стало видно прежде всего дорогу, потом - лесок по сторонам; потом уж можно было различать поля и даже какой хлеб на них рос. Лошади все веселей и веселей бежали, кучер только посвистывал на них.

- Разбудить бы нашего барина надо, недалеко уж! - говорил он.

Юный член суда не сидел уж, а, завалившись своим худощавым корпусом за спину Вихрову, храпом храпел.

- Вставайте, недалеко! - сказал ему тот.

- Чего? Что? Где? - пробормотал он, подымаясь и уставляя на Вихрова заспанные глаза.

- Мы уж скоро приедем! - повторил ему тот.

- Да, да, приедем! - повторил непременный член.

Свежий осенний воздух, впрочем, вскоре заставил его окончательно прийти в себя.

- Я к дяденьке-то прежде сбегаю и скажу, что мы приехали, - сказал он.

- А так разве он не пустит нас? - спросил Вихров.

- Да так-с, все лучше, как я сбегаю!

- Ну, сбегайте, - сказал ему Вихров.

Юноша, должно быть, побаивался своего дяденьки, потому что, чем ближе они стали подъезжать к жилищу, тем беспокойнее он становился, и когда, наконец, въехали в самую усадьбу (которая, как успел заметить Вихров, была даже каменная), он, не дав еще хорошенько кучеру остановить лошадей и несмотря на свои слабые ноги, проворно выскочил из тарантаса и побежал в дом, а потом через несколько времени снова появился на крыльце и каким-то довольным и успокоительным голосом сказал Вихрову:

- Пойдемте-с, дяденька просит вас!

Вихров пошел. В передней их встретил заспанный лакей; затем они прошли темную залу и темную гостиную - и только уже в наугольной, имеющей вид кабинета, увидели хозяина, фигура которого показалась Вихрову великолепнейшею. Петр Петрович, с одутловатым несколько лицом, с небольшими усиками и с эспаньолкой, с огромным животом, в ермолке, в плисовом малиновом халате нараспашку, с ногами, обутыми в мягкие сапоги и, сверх того еще, лежавшими на подушке, сидел перед маленьким столиком и раскладывал гран-пасьянс.