Читаем Люди сороковых годов полностью

В общем, мы форсировали три реки - Западный Буг, Сан и Вислу. Операция была трудная, но очень интересная. Сейчас еще идет бой.

Дрались все отлично. Пехота от нас не отставала. А вот сейчас, когда перебрасывались в Баранув, был такой момент, что прошли за сутки 150 километров, из них 50 - с боем.

Люди прямо-таки делали чудеса. Особенно хорошо дрались части Темника, Горелова, Бабаджаняна! Теперь, когда нас рассекретили, вы много узнаете из сообщений корреспондентов.

Противник на нашем участке сосредоточил большие силы, но их все же наши танкисты сломили.

М. Е. просит не обижаться, что не пишет сам. Поручил мне, - юн очень занят. Даже совсем не спит, все время в разъездах. Сейчас только приехал и сразу ушел к Москвину (фронтовой псевдоним начальника штаба 1-й гвардейской танковой армии генерала М. А. Шалина. - Ю. Ж.).

Привет. Е. С."

* * *

"Юрий Александрович! Письма твои получил. Не писал потому, что после того, как ты уехал, у нас начались бои, рейды, форсирование Буга, Сана и Вислы, а потом бои на плацдарме, что на западном берегу Вислы. Бойко, Боярский и Бочковский живы и здоровы. Подгорбунский погиб смертью героя и похоронен в Дембе{81}. Потери были немалые. Горелов теперь работает заместителем у Дремова (командира механизированного корпуса. - Ю. Ж.). Его заменил А. Темник. Бабаджанян (командир бригады. - Ю. Ж.) ранен в горло и лежит у нас в госпитале. Гусаковский (тоже командир бригады. - Ю. Ж.) представлен к званию Героя Советского Союза, но указа о награждении пока нет.

Все. Жму руку.

М. Е. Катуков".

Я слыхал, что после жестоких сражений на Сандомирском плацдарме 1-я гвардейская танковая армия была выведена из боя на пополнение и для подготовки к новым, еще более значительным и важным операциям. Естественно, что мне не терпелось побыстрее свидеться со старыми друзьями и подробнее расспросить их о пережитом. Но до этого мне предстояло провести еще целый месяц у летчиков Покрышкина и, кроме того, хотелось воспользоваться любезным приглашением Н. И. Труфанова и заглянуть к пехоте, которая бдительно обороняла плацдарм на левом берегу Вислы в ожидании, пока Красная Армия соберется с силами для нового сокрушительного удара...

- Вы не можете себе представить, какой подъем сейчас царит в войсках, - сказал мне Николай Иванович, задумчиво глядевший вместе со мной в иллюминатор на вздыбленные поля недавних боев в Белоруссии. - Люди понимают, чувствуют, что до окончательной победы рукой подать. Еще две, от силы три таких операции, как Белорусская, и мы будем в Берлине. Вы представляете себе, - в Берлине! Мог ли я думать в ту страшную морозную ночь, когда мы переходили в свое первое наступление южнее Сталинграда, что мне посчастливится дожить до Берлина? А теперь похоже на то, что доживу...

Он примолк, в глазах его вспыхнул мрачный огонек, и он добавил:

- Хотя, как знать... На войне продолжают убивать.

- Доживете, Николай Иванович, доживете! Вы везучий человек, - помните, как тогда при артобстреле у Белгорода немецкие снаряды вас обошли? засмеялся я.

Генерал улыбнулся:

- Ну что ж, пусть будет по-вашему{82}.

Но вот и Польша. Мы сразу узнаем ее по непривычному рисунку пейзажа: частые разровненные хутора, дробные полоски крохотных пашен и огородов, узкие дороги, обсаженные деревьями.

Садимся на аэродроме Дысь у Люблина. Пузатые "дугласы" втиснулись хвостами в молодой лесок у дороги, ища маскировки. Их крылья осыпает золотая листва. Пахнет осенью. Красное солнце медленно уходит в лес. Насколько, все же, здешний октябрь теплее нашего, московского!

В сумерках въезжаем в большой город, непохожий на наши. Старинные особняки, какие-то памятники. Оживленные толпы людей на улицах. Мы тщетно ищем гостиницу "Европа", в которой, как меня уверяли в Москве, живет корреспондент ТАСС Афонин, - я собирался к нему присоединиться. Наконец находим, но увы! В вестибюле вежливый польский офицер долго и обстоятельно объясняет нам, что "Европа" кончилась, - была, но кончилась, и теперь тут ниц нема - ни жильцов, ни администратора, а есть тут уч-реж-де-ние.

Утратив всякую надежду поселиться в гостинице, я решаю воспользоваться гостеприимством генерала Труфанова, и мы ночью на большой скорости мчимся на его военной машине по засыпанным желтым листом дорогам в армию Колпакчи.

Тайна старого замка

- Вы, журналисты, всегда любите откопать что-нибудь этакое необычайное, я бы сказал, экзотическое, о чем никто никогда не слыхивал, заметил, беззлобно подтрунивая надо мною, Николай Иванович, когда мы с ним наутро в ожидании завтрака вышли прогуляться по польской деревне, где разместился штаб армии.

По правде оказать, мне, впервые попавшему в Польшу, да и вообще никогда не бывавшему за рубежом, многое здесь было внове и впрямь казалось экзотическим: солидные каменные дома, окруженные тщательно ухоженными садами; затейливые веранды, увитые диким виноградом и плющом, огненно-красные листья которого, медленно кружась в вое духе, падали на вымощенные галькой дорожки; крестьяне в своих колоритных костюмах. А Николай Иванович, на мгновение задумавшись, вдруг сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза