Государство в эти мечты никак не укладывалось. Все же Михеич, скрепя сердце, отделил от толстой пачки денег две сторублевки и пододвинул их к заведующему сберкассой. Потом, подумав и вздохнув, добавил еще сто рублей и пятерку мелочью.
— Вот, гражданин зав. Триста пять монет. Больше не могу. Для меня и столько государству пожертвовать трудновато. От необходимых расходов отрываю. У меня свои расчеты.
Заведующий от пожертвования отказался:
— Заберите ваши деньги, гражданин. Советское государство в них не нуждается. Только, как бы вам, за вашу жадность и насмешку над государством, после не пришлось пострадать.
Михеич досадливо отмахнулся от него рукой.
— С деньгами-то я не пострадаю. А вот без денег настрадался предостаточно…
Этот разговор в сберегательной кассе происходил утром, а вечером случилось то, на что намекал заведующий. К Михеичу, как поется в одной тюремной песне, "приехал в гости черный воронок…"
Суд приговорил старика, как врага народа, к десяти годам лишения свободы с конфискацией имущества. Таким образом, государство получило обратно рыигрыш полностью, да еще с "процентами"…
В Холодногорске Михеич плачется:
— Будь они прокляты с ихним разнесчастным выигрышем. Лучше бы я им его весь добровольно отдал или совсем не выигрывал. Из-за ихнего выигрыша придется мне, старику, безвинно в тюрьме погибать лютой смертью…
9. Семь-восьмых
Колхозник сельскохозяйственной артели "Путь Ленина", Егор Назаров шел поздно вечером с поля домой и на-ходу ужинал. Срывая колосья недозрсвшей пшеницы, он разминал их в руке, сдувал с ладони шелуху, а зерна бросал в рот.
Во время этого занятия ему следовало оглядываться по сторонам, но, задумавшись о своей горькой жизни, он позабыл про обычную меру предосторожности против слишком рьяных охранников колхозного урожая. От своих мыслей он очнулся лишь тогда, когда перед ним вырос, вынырнувший на лошади из-за бугpa, объездчик-комсомолец. Похлопывая себя плеткой по рыжему рваному сапогу, колхозный охранник сердито спросил:
— Закусываешь, Егор?
Покраснев и с трудом переводя дыхание, колхозник, запинаясь, ответил:
— Да вот… сорвал… пару колосьев…
— Врешь, Егор, — перебил его объездчик. — Не пару колосьев ты сорвал, а больше. Я за тобой от самого полевого стана наблюдаю. Всю дорогу ты колосья рвал и зерно ел… А знаешь, что за это полагается?
Егор опустил голову.
— Знаю… Погубить меня хочешь? Объездчик развел руками, в одной из которых была зажата рукоятка плети.
— А что я могу поделать? Сам ты виноват, Егор. Не надо было колосья рвать. Ведь это же расхищение социалистической собственности.
— Голодный я. На полевом-то стане, как нынче кормят? Кошка не наестся, — срывающимся голосом произнес колхозник.
Объездчик шумно вздохнул.
— Всем голодно, Егор. Не тебе одному. Терпеть нужно.
Егор поднял голову и глухо пробормотал:
— Пусти ты меня.
Объездчик подскочил в седле так, что задремавшая было лошаденка шарахнулась в сторону. Придержав ее, он торопливо заговорил:
— Ты что? Рехнулся? Да меня за такую штуку из комсомола выкинут.
— Никто не узнает.
— Узнают. Сам ты в пьяном виде проболтаешься. А в колхозе ушей много. Давай-ка лучше — в правление колхоза. Иди вперед!
И пожилой бородатый колхозник послушно поплелся впереди двадцатилетнего парня, трясшегося на. тощей колхозной лошаденке…
Таких, как Егор Назаров, осужденных за "расхищение социалистической собственности", в Холодногорске больше сорока человек.
7 августа 1932 года был издан специальный "Закон о наказаниях за расхищение общественной социалистической собственности". По этому закону, людей укравших что-либо в колхозах или промышленности, карали обычно десятью годами лишения свободы, а в некоторых случаях и смертной казнью.
Судами подводились под новый закон даже мелкие кражи, которые собственно и кражами-то назвать нельзя. Колхозник сорвал или собрал в поле, после уборки урожая, несколько десятков колосьев; колхозница вырыла на колхозном огороде полдюжины картошек или подняла в саду пару яблок; рабочий вынес с фабрики корзинку щепок или обрезков жести. Все это квалифицировалось властью, как расхищение социалистической собственности. Голодного колхозника или рабочего, взявшего для своего домашнего хозяйства никому ненужные "отходы производства", гнали в концлагерь на десять лет…
Закон от 7/VIII заключенные называют коротко и насмешливо: "семь-восьмых".
10. Эполеты Лермонтова
Жители Пятигорска о своем городе говорят:
— У нас все дышит Лермонтовым. И воздух нашего города тоже лермонтовский.
Преувеличение в этих словах небольшое. Лермонтовского в Пятигорске действительно много. Есть там два памятника великому русскому поэту: один на месте его дуэли, другой в Лермонтовском сквере. Есть "Грот Лермонтова", музей в доме, где он когда-то жил; есть школа, улица, переулок, санаторий и типография его имени, Лермонтовские нарзанные ванны, Лермонтовская галлерея в курортном парке "Цветник" и железнодорожная станция — Лермонтовский разъезд. Почти в каждом доме города и его окраин можно видеть бережно хранимые томики сочинений поэта.