Люди советской тюрьмы

Мать встала со стула, зашаталась и бессильно опять опустилась на него. Жена, вся в слезах, бросиласько мне.

Энкаведист в мундире загородил ей дорогу.

— Подходить к арестованному запрещено, — отчеканил он.

Брат, сжав кулаки, шагнул вперед и крикнул:

— Дайте человеку с женой проститься! Вы… люди!

— Не прыгайте, молодой человек. До вас пока еще очередь не дошла, — с угрозой, но попрежнему улыбаясь оборвал его штатский.

Я находился в состоянии полной растерянности. Мысли мои путались, а язык как бы прилип к гортани. Ни одного слова не мог я выдавить из себя, ни одного жеста сделать…

Мать протянула мне маленький сверток. Волосатая рука перехватила его.

— Здесь белье, полотенце и хлеб, — прошептала мать.

— Передавать что-либо арестованному без предварительной проверки запрещается. Он получит вашу передачу потом, — заявил энкаведист.

Затем он повернулся ко мне и приказал:

— Давай! Пошли!

Он первым вышел из комнаты. Улыбающийся легонько толкнул меня к двери. Я пошел, с трудом волоча свои налившиеся чугунной тяжестью ноги…

Последнее, что мне бросилось в глаза, это вздрагивающие от рыданий плечи жены, скорбное, побелевшее лицо матери, сжатые в бессильной ярости кулаки брата и холодно-матовый блеск вороненых наганов в руках моих конвоиров…

В коридора не было никого, но за дверями соседних с нашей квартиры слышались шорохи, сдержанный кашель, вздохи и приглушенные голоса. Люди там не спали. Страшный черный ворон НКВД прогнал сон из дома.

В полузабытье вышел я на улицу, по знаку энкаведиста сделал несколько шагов к автомобилю и, согнувшись, пролез через его низкие дверцы. Дважды щелкнул замок за моею спиной. Тьма окутала меня. Мотор автомобиля назойливым рокотом ворвался мне в уши.

Черный ворон полетел по кочковатым и пыльным улицам города.

Это было 5 августа 1937 года.

Глава 2 СЛЕДОВАТЕЛЬ

Дверцы тюремного автомобиля открылись. Лучи восходящего солнца ослепили меня и я зажмурился.

— Давай, выходи! — в тот же миг громыхнул хриплый резкий голос.

Медно-красное лицо с круглыми совиными глазами и козырьком надвинутой на лоб фуражки НКВД заглянуло ко мне.

Я вылез из автомобиля и осмотрелся. Несколько энкаведистов с помятыми невыспавшимися лицами окружили меня. Тех, которые меня арестовали, среди них не было. Мы находились в небольшом дворе, вымощенном каменными плитами. Со всех четырех сторон высились трехэтажные стены с множеством решетчатых окон, на две трети прикрытых снизу деревянными козырьками. Из-за них слышался гул, похожий на разноголосый приглушенный разговор.

В глубине двора, как раз напротив кованых железных ворот, в которые только что въехал автомобиль, виднелась узкая, также сделанная из железа, дверь.

— Пошли! За мной! — приказал мне один из энкаведистов, направляясь к этой двери.

— Куда вы меня привезли? — растерянно спросил я его.

— К теще в гости. Не разговаривать! — оборвал он и засмеялся хрипло и коротко.

Я направился вслед за ним. Второй энкаведист пошел сзади, находу вынимая из кобуры наган.

"Неужели расстреливать ведут?" — подумал я и все внутри меня похолодело.

Мы вошли в дверь, поднялись по лестнице и зашагали по войлочным дорожкам коридора.

— Руки назад! Смотреть прямо перед собой! Не оборачиваться! — командовал мне идущий впереди, коротко похохатывая. Он оказался не в меру смешливым.

Неожиданно задний конвоир крикнул:

— Стой! Лицом к стенке! Смотри вниз, на пол!

Ничего не понимая, я остановился.

В противоположном конце коридора показалась группа людей. Пятеро энкаведистов вели троих арестованных. Лица последних были бледны и в крови. Один вытирал рукой обильно струившуюся из носа кровь и стряхивал ее на пол. Второй хрипло кашлял, хватаясь за грудь. Третий шел, сильно прихрамывая и громко стонал.

— Ты, контра! Не слышишь, что-ли? Носом в стенку! — заорал смешливый энкаведист, толкнул меня в угол и коротко хохотнул…

Окровавленные люди скрылись за поворотом коридора, и мы пошли дальше'. Спустились снова в первый этаж и остановились перед дверью с надписью:

"Комендатура управления НКВД".

Смешливый конвоир постучал в дверь, приоткрыл ее и доложил:

— Привели товарищ дежурный! Хх-ха!

— Давайте его сюда, — послышался голос в ответ. Меня, ввели в комнату. В память, сразу врезалось: три телефона и наган на столе; вертлявый и чубатый юноша за столом, а над его головой на стене большие портреты — Сталина и наркома «внутренних дел Ежова.

— Куда прикажете девать арестованного, товарищ дежурный? — спросил смешливый.

— Посадите в собачник. Пускай там подождет. Островерхов хотел сегодня его допросить, — ответил чубатый юнец.

— Пошли! Хха! — коротко бросил конвоир. Я немного успокоился и осмелел. Захотелось немедленно выяснить положение.

— Скажите, пожалуйста, — обратился я к юноше, — куда меня привезли? Что со мной будет? Кто такой Островерхов?

Юноша надменно-иронически взглянул на меня.