Люди среди людей

Демократизм Бэтсона, его доверие и дружелюбие испытал и Николай Вавилов. Директор охотно разрешил ему продолжать в Мертоне начатые в России исследования по иммунитету пшениц. Именно тут, на делянках и в лабораториях приморского местечка, получила свое завершение докторская диссертация, открывшая Николаю Ивановичу путь к профессуре. Тринадцать лет спустя в статье, посвященной памяти учителя, Вавилов привел слова, которые, очевидно, наилучшим образом характеризовали личность Бэтсона и принципы его школы: «Бесстрашный в критике и великодушный в оценке, оп был апостолом свободы в исследовании, которое одно приведет к лучшему». Прошли годы. Москвич-практикант сам стал академиком, главой всемирно прославленной научной школы, и в его собственном поведении современники увидели те же черты: беспредельную терпимость ко всякому, кто действительно ищет истину, и бесстрашие в борьбе с ложью и подтасовкой научных фактов.

И еще одну важную сторону унаследовал ученик у своего учителя: как и Бэтсон₂ Вавилов всю жизнь был для своих сотрудников не только судьей и администратором, но также генератором новых идей, человеком, непрерывно побуждающим коллег к энергичным научным поискам. С полным правом повторял он слова покойного учителя: «Во многих, хорошо организованных предприятиях есть люди, известные как будильники (knockers-up). Их неблагодарное дело - будить других ото сна, твердить, что наступило время работы. Эту неблагодарную роль я беру на себя, и если я стучу слишком громко, то лишь потому, что в этом есть подлинная необходимость».

Весенним днем 1914 года Николай Иванович зашел к Бэтсону попрощаться: знаменитый генетик отправлялся на конгресс в Австралию. Он застал хозяина и хозяйку в их коттедже за сбором чемоданов. Смутившись, гость хотел поскорее удалиться, чтобы не мешать в столь ответственный момент. Бэтсон остановил его: «До парохода еще целых полтора часа. Мы успеем сыграть с вами партию в теннис». Об этой партии в теннис Николай Иванович охотно напоминал много лет спустя тем своим спутникам, которые имели обыкновение слишком затягивать экспедиционные сборы. Сам он, как и Бэтсон, даже в самые дальние поездки собирался за считанные часы, а то и за минуты. Именно так, налегке и спешно, супруги Вавиловы выезжали из Англии домой летом 1914 года. Мировая война прервала нормальные пути сообщения: русские добирались на родину через Норвегию, Швецию и Финляндию.

Из-за границы привез Вавилов не новую методику, даже не новые идеи, а нечто такое, что трудно назвать одним словом: интерес к глобальным исследованиям, стремление охватить поиском растительный мир всего земного шара. Именно в это время его захватывают проблемы, которые потом становятся главным делом его жизни. «Артишоки, артишоки и миндаль, и миндаль не растут в Европе…» А почему, собственно, не растут? Где их родина? Откуда появились на наших полях культурные растения? Где их подлинный дом? Кто их родичи? Как преодолели они - пшеница, рожь, лен, рис, обитатели наших садов и огородов - барьер, отделяющий дикаря от благородного кормильца человечества? Нужна немалая смелость, чтобы, едва окопчив институт, задаваться такими планетарными проблемами.

Но «космический ветер», страсть к большим идеям и крупным свершениям, все то, что в конце концов породило академика Вавилова, все это таилось в нем в какой-то мере и раньше. Вспоминается письмо двадцатипятилетнего агронома к своей невесте из Петербурга. Николай Иванович поехал туда, в так называемое Бюро прикладной ботаники, чтобы научиться классифицировать пшеницы и болезнетворные грибы. Небольшое бюро было единственным в стране исследовательским учреждением, где собирали и изучали коллекции возделываемых на Руси хлебов. Заведующий бюро Р. Э. Регель пользовался славой добросовестного и в высшей степени серьезного исследователя. Вавилов с почтением выслушивал советы старшего товарища, но от его глаз не укрылась странная узость в работе учреждения. По мнению Регеля, никакой исследователь не способен охватить за жизнь более чем один вид растения, будь то пшеница, ячмень или овес. Отсюда постоянно повторяемый в бюро лозунг: «Спасение - в специализации». «Моя комната рядом с регелевской, - писал Николай Иванович, - сижу и слышу каждый день этот лозунг, который Регель повторяет при каждом удобном случае, и выслушиваю анафемствования «энциклопедистам». Идеал Регеля - скромный, трудолюбивый, аккуратный сотрудник, специализирующийся, например, на определении пленчатости ячменя. Сижу и ежусь. «Горе нам, энциклопедистам. Горе нам, стремящимся объять необъятное…»