Читаем Люди Церкви, которых я знал полностью

Недремлющее око Северного Эпира, которое с мольбой взирало на Бога и людей, ныне смежило веки, чтобы открыть их в более светлом, более сияющем, немеркнущем свете Царства Небесного. Уста нового Иеремии уже не оплакивают и не говорят миру о страданиях и тирании в несчастном Северном Эпире, но просят пред Богом-миротворцем о его мире и избавлении. Заступник этой пограничной области погребается ныне посреди зимы, и всеблагой и праведный Бог награждает Своего труженика, делая этот день весенним и светлым, как та пасхальная радость, которую испытывал всякий, кто общался с ним. Много страниц можно исписать, говоря не о том, каким он должен был быть, но о том, какой действительно легендарной, героической и святой была личность почившего старца Севастиана.



Впрочем, как монах Святой Горы, я лучше расскажу о том, чему сам был свидетелем. Владыка Севастиан был человеком, одарённым от Бога, с прекрасной душой и благородной внешностью. И, благодарение Богу, десять полученных талантов он обратил в сто. Он жил бедно, скромно и смиренно. Епископский сан не сделал его надменным, поэтому я всегда чувствовал, что он представляет в мире нас, монахов. Его присутствие пробуждало лучшие чувства и успокаивало не только нас, монахов и клириков, но и мирян. В нём можно было увидеть характерные черты святых: нестяжательность и смирение, которые являются самым надёжным путём в Царство Небесное.

Далее, кроме дара учительства, который перестал быть редкостью в наше время благодаря всеобщей грамотности, у него был редкий дар отеческого отношения к пастве. Очевидно, что до того, как стать отцом, он был послушным сыном. С отеческой любовью он действовал в этой непростой области, забытой многими влиятельными лицами, собирая избранных сотрудников и подлинных героев для работы в таинственном винограднике Божием; и они оставались с ним без ропота, сомнений, в хорошем духовном состоянии, принося плоды духовной жизни. Даже не успев близко познакомиться с ним, каждый ощущал исходившее от него сердечное тепло. Вместе с ним было легко как гулять по морскому берегу, так и подниматься на крутую Голгофу. Он был благороден, и его благородство само собой переходило к другому. Он не подавлял других ни саном, ни дарованиями, но старался вести себя так, чтобы и самый слабый почувствовал себя сильным.

Он был рождён для того, чтобы пострадать за народ, вверенный ему Церковью. С момента своего рождения и до самой смерти он взирал на символы страдания, а когда страдал, то радовался и становился человеком иной, удивительной жизни.

Никто не уходил от него, не ощутив мира в своей душе и сильного желания поскорее увидеться с ним ещё. А уходя от него, все мы благодарили Господа, сохранившего в Своей Церкви такой прозрачный родник.

Сильный руководитель, особенно в великих делах, он иногда бывал жёстким, непреклонным, неуступчивым. У владыки Севастиана было редкое сочетание качеств: одновременно он был и начальником, и любящим отцом, кротким и нежным. Но больше обо всём этом нам могут рассказать его сотрудники и те, кто знал его близко.

Для нас, низших клириков и монахов, особенно для молодых, имеющих нужду в примере для подражания, чтобы идти и не падать, плыть и не тонуть, смерть владыки Севастиана — большая потеря. Известно, что есть люди, под влияние которых мы, клирики и монахи, подпадаем вольно или невольно. Когда подвизающийся клирик слышит, что какой-нибудь епископ живёт аскетично, по-апостольски, и мужественно сражается с мироправителем века сего[76], то это придаёт ему смелость и силу в его собственной борьбе. Если сам Иоанн Златоуст скорбел о своём времени и говорил: «Где ныне слёзы Ефрема Сирина? Где ныне великие подвижники и учители Церкви?», — то разве мы не можем сказать: «Где Амфилохии и Филофеи? Где Порфирии и Иаковы? Где Паисии и Севастианы, к которым люди бежали, подобно мучимым жаждой оленям, чей один только светлый облик прекращал страдания и возливал бальзам на их души?» Как нам не рыдать и не оплакивать наше духовное лишение и сиротство, особенно в такое время, когда «Закон изнемог и упразднилось Евангелие»[77]?

У тебя, Коница, много ещё будет владык, но никого, подобного Севастиану. Есть люди, равные пророкам и мученикам, которых Бог посылает нам раз в триста лет, и не потому, что Он жаден, но потому, что их трудно найти. Моли Бога, народ Его, чтобы Он просветил наших иерархов послать в это царственное место делателя трудолюбивого и старательного не для того, чтобы пользоваться этим местом для себя, но для того, чтобы привести его в порядок и собрать вас, его жителей, в церковную ограду; чтобы он болел душой как за всех вас, так и за каждого в отдельности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века
Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века

«Отцы–пустынники и жены непорочны…» — эти строки Пушкина посвящены им, великим христианским подвижникам IV века, монахам–анахоретам Египетской пустыни. Антоний Великий, Павел Фивейский, Макарий Египетский и Макарий Александрийский — это только самые известные имена Отцов пустыни. Что двигало этими людьми? Почему они отказывались от семьи, имущества, привычного образа жизни и уходили в необжитую пустыню? Как удалось им создать культуру, пережившую их на многие века и оказавшую громадное влияние на весь христианский мир? Книга французского исследователя, бенедиктинского монаха отца Люсьена Реньё, посвятившего почти всю свою жизнь изучению духовного наследия египетских Отцов, представляет отнюдь не только познавательный интерес, особенно для отечественного читателя. Знакомство с повседневной жизнью монахов–анахоретов, живших полторы тысячи лет назад, позволяет понять кое‑что и в тысячелетней истории России и русского монашества, истоки которого также восходят к духовному подвигу насельников Египетской пустыни.

Люсьен Ренье , Люсьен Реньё

Православие / Религиоведение / Эзотерика / Образование и наука
О молитве Иисусовой
О молитве Иисусовой

Молитва Иисусова имеет основополагающее значение в аскетической практике хранения ума и сердца, сначала от греховных помыслов и ощущений, а по мере преуспевания — от рассеяния помыслов, и приводит к стоянию ума (единение ума в самом себе в умном предстоянии Богу) на степени созерцания, что является встречей с Богом и плодом моления. По преимуществу за ней закреплено название умного делания. Молитва Иисусова также называется умно-сердечным деланием (поскольку требует объединения ума и сердца в призывании имени Иисуса Христа), деланием сердца, умной молитвой, тайной молитвой, священной молитвой, сердечной молитвой, затвором ума и сердца, трезвением, хранением ума.

Варсонофий Оптинский Преподобный , Сборник

Православие / Христианство / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика / Словари и Энциклопедии