Люди Церкви, которых я знал

Для своего маленького села он был также примером ведения домашнего хозяйства – дела, которое сегодня исчезло даже из самых отдалённых селений нашей страны: петухи не кричат, куры не кудахчут, ягнята не блеют, сады не возделываются. (Румыны такой сад называют коровой: когда захочешь, ты можешь «выдоить» из него всё, что пожелаешь.) В сёлах теперь всё в запустении: от сада до полей и горных пастбищ, а у батюшки всё хозяйство процветало. Его семья всё делала вместе: вместе за плугом и с серпом, вместе на подрезке веток и на сборе винограда, вместе в овчарне и дома, вместе в церкви и на молитве. Казалось, что в то время, когда в церкви читалась молитва, они становились одним телом с одной душой, небеса открывались, и молитва их достигала цели. Земная жизнь не баловала их своими благами, но своими добродетелями они сами делали её прекрасной. Епитрахиль у священников не для того, чтобы жить в достатке, но для служения Божественной литургии. Потому-то Церковь и возложила её нам на шею, а не на руки: их она оставила свободными, чтобы мы трудились, зарабатывая ими себе на жизнь. Как говорил апостол Павел, «нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои»[80].

Старый батюшка вместе со своей семейной киновией и паствой переживал о будущем Церкви и Греции. Он плакал, видя как люди отовсюду постепенно, но методично изгоняют Христа, да так сильно, как не гнал бы Его и сатана. Поэтому он посылал письма и к властям, и к архиепископу в Афины, призывая к действиям, которые остановили бы это зло. И хотя его письма не отличаются изысканностью стиля, но они с великим дерзновением говорят об истине, о горькой действительности нашего времени, за которую не в последнюю очередь ответственны люди, облечённые властью.

Отсветом его святой жизни является завещание, которое он оставил своим детям, и которое мы приводим в подлиннике:

Мои последние заветы:

Любимые мои дети,

имейте твёрдую веру.

Имейте полноту любви.

Творите добро везде и всегда.

Не враждуйте.

Терпение – корень добродетелей.

После моей смерти не плачьте и не рыдайте.

Я не хочу венков и цветов.

Оденьте меня в мои белые облачения и святогорский саван.

Вложите мне в руки Новый Завет.

Пусть мои похороны будут простыми, скромными.

Могила – без украшений, с крестом и оградкой.

На могиле надпись:

«Я всех прощаю и у всех прошу прощения».

Вместо надгробного слова просто попрощайтесь.

Поминок и застолья не нужно.

Для всех простое угощение.

На могиле вашей мамы пусть будет написано:

«Бесстрашная в жизни

матушка Василики».

Когда мы оба умрём, закажите о нас

СОРОК ЛИТУРГИЙ.

Да будет с вами благословение Божие

и мои горячие молитвы.

До встречи в горнем Иерусалиме.

Отец Константин.

УРОКИ БЛАГОЧЕСТИЯ

Люди, научившие меня святой жизни

С детских лет я слышал слова преподобного Иоанна Лествичника: «Монашество есть постоянное понуждение себя». И моя покойная бабушка Захаро часто повторяла мне поговорку:

– «Рабочий день начинается с ночи». Ты допустишь ошибку, если отложишь сегодняшнюю работу на завтра.

Я начал удивляться добродетели самопонуждения и полюбил её прежде, чем узнал на деле. И до сих пор я желаю её стяжать как подходящую моему характеру как ни что другое.

Как-то я спросил у старца Амфилохия:

– Чем монах отличается от мирянина?

На это он мне ответил:

– Монах отличается постоянным понуждением себя.

После этого он целый вечер рассказывал мне о монахах, подвизавшихся в самопонуждении.

Самопонуждение принесло мне столько пользы, что у меня появилась мысль посвятить эту главу нескольким людям, монахам и мирянам, старавшимся понуждать себя, о которых я слышал или которых знал лично.