Солиситор негромко вздыхает и подпирает голову ладонью. Махмуд впервые замечает у него на пальце золотое обручальное кольцо; он не может представить этого человека с женщиной – ему бы еще плащ и клыки, и был бы вылитый Дракула.
– Это значит, что у нас нет возможности доказать вашу невиновность, но аналогично и у обвинения нет явных доказательств вашей вины.
Махмуд трет ладонями щеки и размышляет. Они сидят в противоположных концах его койки в камере. Кончается июнь, стоит жара, он сильно потеет, и застоялая вонь в камере, смешиваясь с его собственным запахом, смущает его. Перед приходом солиситора он навел у себя порядок впервые за долгое время неряшливости, но в лучах света, заглядывающего в окно, все равно пыль стоит столбом.
– Неужели никто не сказал, что видел меня в кино?
– Да, билетер, но он не помнит, в какое именно время вы ушли.
– И эти мерзавцы на Дэвис-стрит говорят, что я вернулся позже, чем сказал сам.
– Правильно.
– И мать Лоры говорит, что видела меня в восемь вечера.
Солиситор не удосуживается ответить, только кивает вытянутой головой.
– Так вы считаете, что у полиции на меня ничего нет?
– Этого я не
– Вроде тех старых ботинок, на которых нашли кровь?
– Именно.
– И они не обнаружили ни отпечатков пальцев, ни оружия, ни денег – ничего, чтобы сказать, что это сделал я?
– Совершенно верно, мистер Маттан.
– Тогда почему же я до сих пор сижу здесь?
– Потому что им удалось найти свидетелей, указавших на ваше пребывание возле места преступления в то время, когда оно предположительно было совершено, а это не шутки.
– Но ведь они врут, как я могу находиться в двух местах одновременно? Разделиться надвое? Глупо.
– Ну что ж, вот это и будет выяснять суд.
– Нет никакого смысла в суде, если люди врут, – негромко говорит Махмуд, почесывая жесткую щетину на подбородке.
– Это называется «лжесвидетельствование», и оно само по себе считается преступлением.
– Лора видела меня тем вечером.
– Да, но против вас использовали показания ее матери, потому что вы утверждали, что сразу из кино направились домой, в то время как миссис Уотсон – прошу прощения, миссис Уильямс, – заявила, что вы заходили и спрашивали, не нужны ли ей сигареты, поскольку вы как раз собирались в лавку. Вы тоже поместили себя сразу в два места, мистер Маттан.
– Я даже не помню, спрашиваю у нее или нет, такой был обычный вечер для меня. Вы что, помните все разговоры, которые ведете? Каждый раз смотрите время, когда приходите домой? Если вы об этом забываете, это еще не значит, что вы убийца.
– Не значит, но это создает осложнения для защиты на суде по делу об убийстве, мистер Маттан. Мы можем оперировать лишь теми доказательствами и показаниями, которыми располагаем. Вы больше ничего не хотите мне сказать? То, что вы упустили или… – он поднимает бровь, – …только что вспомнили?
Махмуд рывком поворачивается к нему:
– Вы думаете, это сделал я? Ха! Мой солиситор считает меня виновным! Очень смешно!
Дракула встает, раздраженный тем, что над ним смеются.
– Я ни в коем случае не считаю вас виновным, мистер Маттан, я считаю, что доводы против вас в самом деле неубедительны, однако они мало-помалу
Махмуд раздраженно разводит руками:
– Я говорю вам то, что вам надо знать. Я не какой-нибудь парень из Голливуда, я просто иду домой и сплю. Я никогда не учусь в школе, как вы, но, если я убиваю женщину и краду целую
– Ну, в таком случае не стану больше отнимать ваше драгоценное время, мистер Маттан. – Он берет портфель и широкополую шляпу и неподвижно застывает у двери спиной к Махмуду, ожидая, когда охранник выпустит его.
Они пытаются свести его с ума, Махмуд это понимает, так они и действуют, так они упекли убийцу Шея в психушку черт знает в какой глуши, хоть он и был в здравом уме, когда нажимал спусковой крючок. Как только ты спятишь, они празднуют победу. Порой ему кажется, что он уже наполовину безумен, что не может дышать, будто у него в легких густой черный дым, и он вот-вот упадет.