Люди в голом

— Ты… это, слышь, как там тебя… овца… трубку не бросай! — услышал я в ответ на свое «алло». Его голос звучал твердо: — Толик меня… нах… нас… просил с тобой… типа… поговорить.

— О чем это поговорить? — разговор, чем дальше, тем больше переставал мне нравиться. — Я-то тут при чем? («Правда, брат, ты не сторож, ты — убийца».) Вам нужен Арчи? Вот его и ищите… А я ни при чем.

— Да не ссы ты, — успокоил меня Гриша. — Просто поговорим. Если ты ни при чем, — мы отвянем. Не придешь — найдем, и будут… нах… проблемы…

— У кого проблемы? — спросил я, видимо, наивно, совсем по-детски еще надеясь, что проблемы будут не у меня, а у кого-то другого.

— Ты че, Овцатуров?.. В натуре не догоняешь? Или тупого… нах… включил?

— Нет, — слабо отозвался я, — догоняю.

— Тогда записывай, если память плохая…

Пока Гриша объяснял, где я должен с ним встретиться, до меня окончательно дошел смысл происходящего. Я вляпался в очень неприятную историю и, кажется, буду не в состоянии самостоятельно из нее выпутаться.

Решить мои проблемы мог только один человек — мой друг Митя Гомельский.

Небольшое отступление (последнее): превратности левой мысли

Вообще-то именно идеология правых учит человека искать истину и ответы на насущные и актуальные вопросы вне пределов его «я». Но я («я») всегда позиционировал себя как левый. И даже втайне от своего либерального руководства на досуге почитывал запрещенную к распространению газету питерских анархистов. А анархисты, не только питерские, но и вообще всякие, категорически отрицают внешний характер истины. Да и сам я его отрицал. И, более того, учил своих студентов его отрицать, учил их не брать бездумно напрокат чужие идеи, а тщательно проверять их и ни в коем случае не перекладывать ответственность за себя на кого-то другого. Я им говорил:

— Паразитируя на ближнем, вы сами строите себе тюрьму, ежечасно, ежеминутно! Вы становитесь жалкими рабами того, кто за вас принимает решение, и одновременно превращаетесь в рабов своего «эго».

Однако, поговорив с Гришей, я почувствовал, что, видимо, левая мысль иногда все-таки пробуксовывает. Особенно вот в данном конкретном случае. Поэтому стоит воспользоваться стратегией правых и, как в телеигре, попросить помощи у зала или сделать звонок другу.

Лучше всего — Мите Гомельскому. А самому тем временем где-нибудь отсидеться. Все равно где. Подойдет даже тюрьма своего «эго».

В панике я набрал Митин телефон. У него было занято. Я набирал снова и снова, пока не услышал спасительный длинный гудок.

Трубку снял Митя.

Почти финал

— Андрюха! — закричал он, услышав мой голос. — Братан! Как поживаешь?!

— Да, вот… — начал было я.

— Засранец ты! — весело перебил меня Митя. — Не звонишь! Не заходишь! Как дела-то?!

— Да я…

— Когда зайдешь?! На выходных, давай?!

— Да… но…

— «Да», «да»! Что ты все дакаешь, задница ты конская?! «Да», «да», — передразнил он меня. — Манда! — И зачем-то добавил: — Ивановна!

— Митя! — взмолился я. — У меня проблемы!

— Проблемы у него… — проворчал Митя и снова повысил голос: — Ну так, елки зеленые, приезжай! Сядем, решим твои проблемы.

— Ты не понимаешь, — горестно сказал я. — Мне тут угрожают.

— Иди ты! Тебе? Кто?

— Толик.

— То-о-олик? — удивленно протянул Митя. — Какой Толик? Этот хмырь толстожопый?! — Я знал, кому звонить. Митя терпеть не мог Толика. Он видел его только однажды, и то мельком, но с тех пор всякий раз при упоминании его имени брезгливо морщился. — Я не понял… — продолжал удивляться Митя. — Так ты в самом деле этого толстожопого хмыря боишься? Ты чего, Андрюха?! — хохотнул он. — Совсем сдурел?!!

Я рассказал Мите, как было дело, про звонок Гриши и про назначенную встречу.

— Поедем туда вместе, — резюмировал Митя, выслушав меня. — Я припаркуюсь рядом — там есть где… и буду в машине. А ты выйдешь поговорить. Если что — я неподалеку. Не ссы! — добавил он на прощание. — Прорвемся!

Разговор с Митей успокоил меня и прибавил некоторой уверенности. Митя много лет профессионально занимался боксом и даже побеждал в каких-то соревнованиях. Это не помешало ему окончить электротехнический институт, поработать автослесарем, а затем основать свое дело по продаже мотороллеров. Поскольку на улицах нашей славной культурной столицы всегда беспокойно, Мите то и дело приходилось вспоминать свои боксерские навыки, что держало его и по сей день держит в профессиональной спортивной форме. Он моментально терял самообладание, стремительно наносил удар, и противник незамедлительно принимал горизонтальное положение. Дополнительных действий не требовалось. Если противник был с товарищами, они, проследив за Митиными движениями и все сопоставив в уме, спешно ретировались.

Утро следующего дня прошло как в тумане. Я нервно мерил шагами комнату. Несколько раз включал и выключал телевизор. Снимал с полки книги, листал их и ставил обратно. При этом каждые полчаса звонил Мите и уточнял, придет ли он, не перепутает ли время, помнит ли он, где находится мой дом.

— Все будет заебись, братан! — всякий раз говорил мне Митя. — Расслабься.