– Ну да. Только не совсем о тебе, а о засранце, который поехал на красный свет. Он партнер в «Уикомб Лассен Дженкинс и Бинг». Внешний консультант в половине дел.
– Мне нужна эта статья.
– Я перешлю.
– Спасибо!
– Меня злит, что я узнаю из «Лос-Анджелес таймс» о настоящей беде с тобой. Я думала, что котируюсь несколько выше.
– Ты не очень-то нравишься моей маме. Ты ж разбила мне сердце.
– Мы были всего лишь школьниками. И ты быстро оправился. Даже слишком. Через неделю уже вздыхал вовсю по Дженне.
– Может быть, – соглашаешься ты.
Да уж. Вспомнишь – вздрогнешь. С Дженной было все сикось-накось. Причем постоянно.
– Да и в любом случае – пусть не мне, но твои старики могли сказать хотя бы Нарену. Он же твой лучший друг. Или Келу могли сказать. Или Гвен. А когда мы все же узнали, они не пустили нас к тебе. Сказали, не хотят, чтобы мы увидели тебя таким.
– Они и в самом деле это сказали?
Сандра отвечает не сразу.
– Буквально не сказали, но подтекст был такой. И мы поняли, что они не хотят. Знаешь, Нарен больше всех давил на них, настаивал. Готов был из Принстона приехать и ночевать под дверью, пока не пустят повидать тебя. А потом ты пошел на поправку.
Ты улыбаешься, вспоминая, как друг захлебывался от восторга, услышав твой голос в трубке.
А потом перестаешь улыбаться.
– Но это же бред, – говоришь ты.
– Что именно? – спрашивает Сандра.
– Отец сказал, что я поправился, ходил и говорил еще за несколько дней до того, как вернулась память. И что я вел себя как обычно в это время.
– И?..
– Так почему я не позвонил тебе? Мы ж встречаемся и говорим каждую неделю, когда я в городе. А почему я не позвонил Нарену? Я ж говорил с ним каждый день. Почему я не писал в «Фейсбук», не рассылал эсэмэски? Почему не сказал никому, что со мной все в порядке? Я же все это сделал в первую очередь, как только вернулась память.
Сандра открывает рот, но раздумывает говорить.
– Ты прав, бред какой-то. Ты бы позвонил или эсэмэску послал – хотя бы затем, чтобы мы тебя живьем не съели за молчанку.
– Именно!
– Ты и в самом деле считаешь, что родители врут тебе?
– Возможно.
– И ты думаешь, что это связано с информацией в твоей медицинской карте? Там написано что-то странное?
– Возможно, – повторяешь ты.
– Как же, по-твоему, одно связано с другим?
– Без понятия.
– Знаешь, по закону ты имеешь полное право увидеть свою историю болезни. Если дело как-то связано с медицинскими данными, начать стоит именно с них.
– Сколько нужно времени?
– Чтобы пойти в больницу и составить запрос?.. Тебе дадут заполнить форму, а потом отправят ее в какой-нибудь чулан, станут перекладывать из папки в папку, посуетятся, а после выдадут резюме. Может быть, оно прояснит что-нибудь. А может, и нет.
– Ты улыбаешься. Значит, есть и другой вариант?
Сандра, и в самом деле улыбаясь, вынимает телефон, звонит, бодро и радостно называет твое имя и прерывается лишь для того, чтобы узнать у тебя название больницы. Еще минута – и отключается.
– Кто это был? – спрашиваешь ты.
– Иногда фирме, где я прохожу практику, нужна информация быстрее, чем по официальным каналам. Я звонила парню, который дает ее нам. У него своя рука во всех больницах от Эскондидо до Санта-Круса. Твои данные будут к вечеру.
– Как ты узнала об этом парне?
– Думаешь, партнер фирмы позволит себе расхаживать с номером этого типа в записной книге? Подобными вещами занимаются практиканты. Фирма всегда выйдет сухой из воды, если попадешься. Виноват глупый, сверхамбициозный студент. Гениально.
– Но ты-то не выйдешь сухой из воды, если парня словят.
– Я выживу, – говорит Сандра, пожимая плечами.
Ты вспоминаешь, что ее отец продал свою программистскую компанию «Майкрософту» в конце девяностых за три миллиарда шестьсот миллионов долларов и успел выйти из дела до того, как лопнул пузырь с интернет-компаниями. В некотором смысле факультет юриспруденции для Сандры – всего лишь хобби.
Она замечает странное выражение на твоем лице.
– Что такое? – спрашивает, улыбаясь.
– Да ничего. Всего лишь думаю о жизни богатеньких баловней судьбы.
– На себя посмотри – за время обучения восемь раз сменил специализацию и все еще не знаешь, что делать со своей жизнью, унылый ты ублюдок. Я, конечно, рада, что ты остался жив, но, честное слово, я тебя прибью.
– Я смотрю, – сознаешься ты.
– Из нас двоих ты случай тяжелее. Я меняла специализацию всего четыре раза.
– А потом решила погулять пару лет, прежде чем взяться за право.
– Я фирму основала. Папа мной гордился.
Ты молчишь и улыбаешься.
– Хорошо, я основала фирму не без солидных вливаний папы и его друзей, потом объявила себя главной, а настоящую работу делали другие… Ну что, теперь ты доволен?
– Да.
– Но по крайней мере, было хоть какое-то дело. И теперь я занимаюсь делом. А тебе диплом зачем? Ты до сих пор ничему не посвятил свою жизнь. Пусть ничего не нашел по душе – но это же не повод и дальше болтаться как неприкаянный. Мы оба знаем тех, кто плывет по течению. Неприятное зрелище.
– Правда, – соглашаешься ты.
– Ты понял теперь, чем хочешь заняться в жизни?