Люди в летней ночи

— Неужто хозяин не понимает, там человек, которому лекарь требуется — он малость задирался ко мне, ну я и ткнул его ножом — но лекаря я ему привезу, хотя бы из Кивеннапы, черт побери!»

— Не выражайтесь, тут спит пожилая женщина!

— Простите, пожалуйста! («Странный человек этот Нокиа, — подумал Пуоламяки, — и делается все страннее: с поклоном, не дурачась просит прощения!») Женщине всегда покой и уважение. Я про нее не вспомнил, но теперь-то небось хозяин понял, что дело срочное. Дайте нам лошадь, могу и я наперед заплатить, господи… — И он полез в карман за бумажником. — Только прежде нужно позвонить, дома ли тот господин. И скажите ему: заплатят что положено.

— Ну, стойте тут, и чтоб без глупостей, я пойду звонить.

30

Хилья Сюрьямяки — Ялмарина Хилья, как ее еще называли (а мужа ее называли Хильин Ялмари), была и «на старости лет» здорова телом и бодра духом. Хозяйка Телиранта уже давно поняла, что ребенок может появиться на свет гораздо раньше, чем Ялмари — этот недотепа — успеет привезти сюда какую-нибудь подмогу. Когда схватки у Хильи участились, хозяйка послала ее старшую девочку за этой Альвийной, чтобы хоть кто-то был в помощь. Но и сама она не собиралась уходить до тех пор, пока положение не прояснится.

Когда же Хилья, ничего больше не объясняя, легла на кровать и там при полых схватках так вцепилась в изголовье, что, казалось, ногти впились в дерево, хозяйка Телиранта засучила рукава и, больше ни о чем не спрашивая, пошла в кухню проверить, есть ли вода, подходящий таз и все такое, что, как она знала, могло понадобиться. Схватки же опять внезапно утихли, и сама Хилья была такой, словно ничего особенного не происходило. Она больше ни о чем не сокрушалась, а только объясняла хозяйке Телиранты, где что находится.

— Где подходящая нитка?

— Домашняя пряжа — в берестяном коробе, там, на верхней полке в кухонном чулане.

— А ножницы?

— Там, там… — Хилья лишь махнула рукой в сторону окна, где грубые, сработанные деревенским кузнецом ножницы висели на гвозде, на своем постоянном месте. Их выковал отец Хильи, что делало их в глазах дочери как бы волшебными, поэтому в таких случаях всегда пользовались ими, а не заводскими, купленными позже. Хозяйка Телиранта подготовила все, она нашла где-то даже бутылку с жидкостью, которой можно было продезинфицировать руки, и, сделав это, оставила рукава завернутыми и сказала:

— Раздевайся, хуже, чем суждено, не будет.

Незаметно для себя она обращалась к Хилье теперь на «ты», словно к сестре. У обеих этих женщин и в душе, и в мыслях в тот миг не возникало ничего такого, чего каждая из них не понимала бы.

Раздеваясь, Хилья сказала:

— И куда этот Ялмари подевался? Насовсем пропал, что ли?

В этот же миг в избу вбежала девочка, посланная узнать насчет Альвийны. Выражение лица девочки было страдальческим, этот ребенок уже понимал в чем дело.

— Альвийна в селе, в церкви, на евангелическом празднике и останется там ночевать, вернется не раньше, чем завтра… — Девочка чуть не плакала.

— Ой, ой, а как же там корова? — опять заойкала Хилья, деревенская женщина.

— Ну теперь не до коровы, о человеке позаботиться надо… Ничего, скоро все будет хорошо… А ты теперь сходи, посмотри, как там корова, — обратилась без паузы хозяйка Телиранты уже к девочке, чтобы отослать ее из дома, — момент родов совсем приблизился.

31

В ресторане счастливые молодые люди вскоре разделились на пары, и сложилось так, что Хелка большую часть времени проводила с Арвидом, а Сельма — с Ханну. С едой было покончено, бокалы на белой скатерти выглядели рубиновыми, торчащими прямо вверх цветками, поднятыми на стол этой слегка стемневшей ночью. И они уже успели потанцевать. Все, кто желал выйти на танцевальный паркет, должны были непременно проследовать по притемненному проходу, в конце которого находилась касса. Возвращавшиеся после танца видны были издалека, и пара, остававшаяся сидеть за столом, могла закончить разговор, если не хотела участия в нем других.

На всей длинной веранде столы уже постепенно опустели, но в дальнем конце два пожилых господина, задержавшихся за столом, вели долгую, нескончаемую беседу. Когда же один из них поднялся и пошел медленно и неуклюже, другой крикнул вслед ему:

— Nej, vänta nu![27]