Люди в погонах

— Может, и плохо, — согласился старшина, понизив голос и опустив голову. Но в глубине души он был доволен замечанием комбата, потому что касалось оно Зозули, из-за которого ему, Бояркину, совсем недавно пришлось пережить большую неприятность.

«Ничего, — рассуждал он с некоторым даже торжеством, — сейчас подполковник поставит этого Архимеда на место»..

Но Мельников только внимательно посмотрел на прошедшего мимо Зозулю я снова повернулся к старшине.

— Вы, товарищ Бояркин, человек вроде требовательный, — сказал он вполголоса, чтобы не слышали солдаты. — Порядок держать можете. А вот собственный голос почему-то не сдерживаете. Подумайте, разве нужно было сейчас кричать так, чтобы в соседних ротах слышали?

Старшина недоуменно посмотрел на комбата, потом нехотя ответил:

— Никак нет.

— И я думаю, что нет, — сказал Мельников. — Сила приказа не в голосе, а в разумности. Учтите это.

— Слушаюсь, товарищ подполковник.

Но это «слушаюсь» прозвучало так сухо и казенно, что у Мельникова невольно возникла мысль: «Такого одной беседой, как видно, не проймешь».

После разговора с Бояркиным комбат осмотрел оружие, поговорил с солдатами, затем направился в свою комнату. Включив свет, он снял фуражку, расстегнул шинель.

Слова солдата а заколоченной в гроб славе не выходили у него из головы. Не один ведь и не два человека были так настроены, а многие. Вероятно, они тоже, как Жогин, виновником происшедшего считали именно его, Мельникова. Что ж, у него был уже такой случай во время войны, когда он выводил бойцов по трудному топкому болоту из окружения. Некоторые, барахтаясь в гнилой трясине, не выдерживали, говорили вслух со злостью: «Спасибо, товарищ командир, за услугу. Завели вы нас живых прямо в могилу». А потом, когда все-таки вырвались из кольца, сохранив и людей, и оружие, те же бойцы обнимали его со слезами радости и благодарности.

«Сейчас, правда, не война и обстоятельства совсем другие, — подумал Мельников. — Но все равно поступаться тем, что нужно для победы, нельзя ни в коем случае. И очень хорошо, что сразу на первых же стрельбах все прояснилось. Теперь я знаю, что мне делать. Поймут и другие — в этом я уверен».

Послышался стук в дверь. Мельников негромко ответил:

— Да!

Вошел секретарь партийной организации капитан Нечаев. Мельников сразу почувствовал себя виноватым. За все эти дни своего знакомства с батальоном он еще ни разу не побеседовал с секретарем о партийной работе, не поинтересовался планом бюро. «Ну вот сейчас и потолкуем», — сказал он самому себе, предлагая вошедшему садиться.

— Нет, нет.. Я только на одну минуту, — извиняющимся тоном сказал Нечаев и протянул комбату синий конверт. — Это замполит Снегирев прислал..

— Ну-ка, ну-ка, что он тут пишет?

Мельников развернул письмо, присел возле стола и стал читать вслух:

— «Уважаемый товарищ Нечаев! С моей болезнью дело осложняется. Пролежу в госпитале очень долго. Придется вам расширять поле деятельности. Прошу обратить внимание на политзанятия. Насчет литературы жмите на начальника клуба Сокольского. Сходите к нему и поищите, а то он сам иногда не знает, что у него есть и чего нет. Почаще инструктируйте агитаторов. Боевые листки лежат у меня в шкафу...»

Письмо было коротким. Прочитав его, Мельников задумчиво сложил листок, потам перевел взгляд на Нечаева.

— Да вы садитесь, пожалуйста!

— Не могу, товарищ подполковник, — заторопился тот. — У меня комната открыта и документы на столе разложены.

— Тогда пойдемте к вам, — сказал Мельников, поднимаясь из-за стола.

— Пожалуйста, — охотно ответил Нечаев.

У капитана были удивительные светло-зеленые глаза. Когда он говорил, да еще торопливо, глаза бегали быстро, быстро. И задумчивое бледное лицо его вдруг оживало, делалось веселым. Именно таким видел сейчас секретаря Мельников. И ему хотелось поговорить с ним просто и откровенно.

Комната партийного бюро находилась в конце коридора. На стене просторного помещения висел большой портрет Владимира Ильича. Ласковое, чуть прищуренное лицо вождя смотрело, как живое. По бокам портрета на высоких тумбочках стояли две молоденькие пальмы в одинаковых желтых горшочках.

— О, да у вас посланцы юга! — воскликнул комбат, осматривая растения. — Где вы их раздобыли?

— Сержант Мирзоян с Кавказа привез, — объяснил Нечаев. — Был в отпуске... и вот из родительского сада...

— Молодец!

Они подсели к столу. Капитан торопливо собрал разложенные протоколы, ведомости партийных взносов и, по-хозяйски поправив скатерть, подвинулся ближе к комбату.

— Когда вы зашли ко мне, — сказал Мельников, глядя в упор на капитана, — я сразу подумал: правильно поступили, умнее меня оказались. А потом слышу, что вы зашли-то на одну минутку, лишь письмо показать. Выходит, рано я похвально подумал о вас. Теперь давайте решим: нормально это или ненормально?

Бегающие глаза вдруг остановились, застыли. Нечаев не ожидал такого вопроса. Он приготовился слушать указания, замечания, наставления. А тут вопрос, да еще какой.