Люди в погонах

— Я серьезно говорю, — продолжал Мельников, пуская кверху колечки папиросного дыма. — Служите вы в линейной части. На учениях бываете. Недостатка в практических опытах у вас нет. Ну и пишите… Я не знаю, может, другие какие соображения имеются… — Подполковник бросил в снег окурок и медленно потер озябшие пальцы. — Тогда просите отца, чтобы с комдивом поговорил. Проблема, по-моему, разрешимая.

Младший Жогин ничего не ответил. Он смотрел куда-то вдаль и щурился от солнца. Лицо у него было такое же, как у отца, большое, суровое, даже с чуть заметной одутловатостью. Только взгляд был иной: глубокий, задумчивый.

Солнце все больше клонилось к западу. От кустов по снегу вытягивались тени. Над головами пролетели куропатки. Григорий схватился за ружье. Куропатки сели недалеко за балкой. Охотники переглянулись и, поняв друг друга без слов, проворно встали на лыжи.

* * *

Вечером, когда Мельников вернулся с охоты, к нему пришел Григоренко.

Играли в шахматы. Между партиями пили горячий кофе.

Около двенадцати Григоренко звонко стукнул фигурой по доске и сказал с сожалением:

— Опять не вспомнил, где мы с вами встречались.

Мельников улыбнулся. Он хотел высказать свою прежнюю мысль, что, может, и не было никогда такой встречи, но промолчал. Потом, уже в прихожей, помогая гостю одеться, сказал:

— Оно ведь и немудрено забыть, Петр Сергеевич. Столько за войну людей прошло перед глазами… Бывало, в бою с человеком целые сутки лежишь рядом, не поднимая головы. Последней крошкой хлеба делишься, как с родным братом, потом расстанешься и фамилию даже забудешь.

— В том-то и дело, — покачал головой Григоренко. — А может, человек тот от верной смерти спас тебя. Было же так?

— Было, конечно, — согласился Мельников. — Мне самому пришлось как-то выручать товарищей. Вызвал комбат и спрашивает: «Видишь трубу на высотке?» Говорю: «Вижу». Оказывается, возле той самой трубы, в глубине обороны противника, уже несколько суток выдерживала осаду горстка наших бойцов. И вот получил я приказ пробиться к ним с наступлением темноты.

— Ну и как, пробились? — нетерпеливо опросил Григоренко.

— Пробились, правда, с большим трудом.

— А где это было?.. Не у Желтой речки?

— Совершенно точно.

— В печах кирпичного завода?

— Правильно, в печах. А вы разве…

Григоренко не дал Мельникову закончить фразу, стиснул его в своих объятиях, ткнулся усами в щеку. Оторвавшись, долго вглядывался в его лицо.

— Вы меня из фляги тогда поили? — продолжал он допытываться. — Моченый сухарь в рот совали?..

Взволнованный, Мельников не находил слов для ответа.

— Чего молчите, Сергей Иванович? Забыли, что ли?.. Давайте бумагу и карандаш!

Прямо в шинели и шапке Григоренко подошел к столу, принялся чертить, поясняя:

— Вот излучина Желтой речки. Помните? Чуть левее — переправа. От нее идут две дороги: одна к хутору Первомайскому, другая к кирпичному заводу. Между ними овраг этакий вроде полумесяца.

— А в том овраге родник, — оживленно вставил Мельников. — Из белокаменного грота ручеек бежит по ступенькам. Верно?

— Верно, — сказал Григоренко и вывел карандашом небольшой кружок. — Вот здесь, у родника, и дали мы гитлеровцам последний бой перед отходом к кирпичному заводу. А потом уже началась вся эта история в печах. Ночью десант автоматчиков на танках обошел нас и взял в кольцо. Положение такое, что на небо не вскочишь, в земле не скроешься. Пришлось круговую оборону занимать.

— А пробиваться не пытались?

— Как не пытались! В первую же ночь план такой осуществить хотели. Подобрались почти к самым окопам противника. Но ракеты все дело испортили. Штук пять повисло над головами. И такой огонь открыли немцы, что пришлось поворачивать оглобли. Зря только трех солдат потеряли.

Григоренко выпрямился и, глубоко вздохнув, снял шапку. Помолчав немного, сказал:

— Вообще эта наша вылазка чуть не закончилась катастрофой. Хорошо, пулеметчик Ястребов не растерялся. Вы, Сергей Иванович, наверно, помните его. Такой долговязый, беловолосый.

— С перевязанной ногой, кажется? — спросил Мельников.

— Ну да. Оставил я его у печей на всякий случай. Посиди, говорю, пока мы коридор пробьем для выхода. А если какая неудача, прикрой с тыла.

— Когда мы вышли вот сюда, — Григоренко снова склонился над бумагой и вывел жирную стрелку от завода на юг, — гитлеровцы разгадали наш план и решили захватить завод. Понимаете, что это значит? Тут-то Ястребов и хватил их пулеметным веничком. Почти целую роту под стукалов монастырь отправил.

Рассказывая, Григоренко хмурил брови, взволнованно постукивал карандашом по бумаге. Казалось, он заново переживал все то, что довелось ему испытать в те суровые дни фашистского нашествия. Мельников внимательно слушал и все время смотрел в усатое лицо Петра Сергеевича, словно только что познакомился с этим человеком.